Книга Когда людоед очнется - Доминик Сильвен

— Издеваетесь?

— Не смей грубить Зазе, парень, — прикрикнул Ману. — А не то мы тебя, извращенца, сдадим легавым. То-то твой хозяин обрадуется. Не видать тебе больше парижских тайн.

— Никак вы возомнили себя представителями закона? Я такой же извращенец, как ты папа римский.

— Мы — слуги Правосудия. Из кожи вон лезем, лишь бы изловить паркового маньяка. Слыхал о задушенной девушке? Это тебе не сокровища искать, приятель.

— И это ты называешь следственным методом?

Ману помог Зазе перенести молодого человека к ней в спальню. Когда он вернулся, Лола взглянула на него с усмешкой:

— Парнишка, может, и нахал, но он ни в чем не виноват. Забавные у тебя методы, Ману.

— А хоть бы и так. Но они мне как-то больше нравятся, чем методы легавых.

— Положим.

— А вы там как оказались? Ночью, когда дуба от маргаритки не отличишь.

— Хотим обрести второе дыхание. Очень освежает кожу и мозги.

Садовники пили и разговаривали как ни в чем не бывало, лица раскраснелись, смех становился все громче. Лола пыталась разговорить Ману, но ничего не добилась. Она и не настаивала: он из породы крепких орешков, такого не расколешь. Она уселась за стойкой и заказала вербеновый чай. Хозяйка выглядела встревоженной:

— Вы ведь не сдадите их полиции? Они ничего плохого не делают. Славные ребята. Неразумные, но добрые.

— Не тревожьтесь. Мы с Ингрид — друзья Брэда.

— Брэда-Бернара?

Лола подробно рассказала, что связывает Ингрид и садовника из Нового Орлеана. Казалось, это успокоило Зазу. Она объяснила, что американец — ее завсегдатай. Пропускает стаканчик после работы вместе с ребятами.

— Что он пьет?

— Одно безалкогольное пиво. Малыш Луи вечно над ним подшучивал. Пока однажды не подлил ему чего-то покрепче. Смеху ради. Только ничего хорошего из этого не вышло.

— В каком смысле?

— Брэд-Бернар принялся пить. И не мог остановиться. Мне пришлось прикрыть лавочку. Иначе он бы допился до полной отключки.

— Когда это случилось?

— В последний раз, когда он сюда заходил. Накануне смерти Лу Неккер.

— Где он провел остаток ночи?

— Ману с ребятами отвели его в гостиницу.

— Вы сообщили полиции?

— Ману просил ничего не говорить. Все равно Брэд-Бернар тут ни при чем. Стоя здесь, я всякого навидалась, и могу сказать, что он очень чувствительный. Например, он постоянно навещал мать. Она цветочница. У нее он и научился любить цветы и так хорошо за ними ухаживать.

— Вы знаете, где она живет?

— По-моему, на улице Елисейские Поля.

— Вы хотите сказать, на проспекте?

— Нет, я уверена, что он упомянул улицу.

Лола позвонила Бартельми:

— Открой пошире твои базы данных, Жером, и подбрось туда новые сведения: мать Брэда — цветочница на улице Елисейские Поля.

Она услышала, как он застучал по клавишам.

— Шеф, может, все-таки проспект?

— Ты не слышал, что я сказала, Жером? Это улица, и она, вероятно, находится поблизости от Потерн-де-Пеплие.

— В Тринадцатом округе нет улицы Елисейские Поля, но погодите…

— А что мне еще остается, Жером?

— Есть цветочный магазин на улице Елисейские Поля в Жантийи. На юге Тринадцатого округа.

— Спасибо, примерно так я и думала. А название?

— «Цветы с Елисейских Полей».

— За мной должок, Жером. Что скажешь о приглашении в «Красавицы»?

— Скажу да, шеф.

Лола подошла к Ингрид и объявила, что час отбытия пробил. Похоже, Ману обрадовался, увидев, что они снимаются с якоря. Кальвадос его доконал. Лола попросила Ингрид сесть за руль и сообщила, что ей удалось выяснить координаты матери Брэда в Жантийи.

— Ехать туда слишком поздно. И все же мы можем поехать прямо сейчас.

— Что ты несешь, Ингрид?

— Уже полночь.

— Я заметила.

— Мы можем переночевать в первом попавшемся парке в Жантийи. Мне прекрасно спалось на лужайке в Монсури. Куда лучше, чем дома. В собственной кровати мне неуютно с тех пор, как заварилась вся эта каша.

— В парке встретить людей со странностями гораздо проще, чем в собственной постели, — ответила Лола. — Разве ты не заметила?

— Само собой, но мне кажется, что трава идет мне на пользу. Как и земля, цветы, ветки. Природа подкрепила мою мысль.

Говорят «укрепила», милочка, подумала Лола, но она слишком устала, чтобы делать работу над ошибками Ингрид. К тому же мысль о подкреплении была весьма кстати.

— Какую мысль?

— Мысль, что тот, кто любит природу, как Брэд, не может быть злым. Но как ты это объяснишь такому суровому человеку, как Саша?

Лола улыбнулась. Похоже, Дюген все чаще всплывает на горизонте, особенно для человека, с которым она предпочла бы не встречаться, пусть он и руководит расследованием. К тому же Ингрид называет его Саша. В ее устах и с ее забавным акцентом эти два слога звучали певуче и ласково. Лоле удалось отговорить Ингрид от ночевки в парке, и они вернулись к каналу Сен-Мартен.

Ингрид припарковалась в начале улицы Дезир и вышла из машины. Лола пересела за руль. Она кого-то заметила под навесом магазина. Человек закурил и пошел дальше по улице Фобур-Сен-Дени.

— Завтра я за тобой заеду в восемь утра.

— Не раньше?

— Магазины никогда не открываются на рассвете, Ингрид. Тебе придется с этим смириться. Цветочные магазины — не исключение.

Лола дождалась, пока она войдет в дом, прежде чем тронуться с места. Она бросила взгляд в зеркало заднего вида. Человек, которого она заметила, несомненно лейтенант Гродидье. Выходит, этот новичок, недавно переведенный в Тринадцатый округ, и есть ангел-хранитель Ингрид. Несмотря на протесты американки, маловероятно, чтобы «Саша» прекратил слежку.

Дома Лола прослушала автоответчик и убедилась, что сообщений из Монружа или еще откуда-нибудь ей не оставляли. Она легла в постель с «Господином пряностей». Болодино умело накалял страсти между Луи-Гийомом и его соперником Аршамбо. Лучший друг, компаньон и предатель, очевидно, похитивший сердце Эглантины.

Луи-Гийому были ведомы все правила, которые изобрел его век, дабы упорядочивать и укрощать природу, но страсть, зревшая в его душе, пустила корни столь же глубокие, сколь и опасные. Ревность отвлекала ученого от его легендарных гербариев, а коммерсанта — от прибыльной торговли пряностями. Вечера в беседке уже не казались дворянину такими сладостными, как прежде. Эглантина избегала сада, кропотливо взлелеянного для нее супругом, уверяя, что от запаха штокроз у нее разыгрывается чудовищная мигрень. Она утверждала, что их гниющие цветы невыносимо отдают мертвечиной…