Книга Когда людоед очнется - Доминик Сильвен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Благодаря вам я решился, — произнес он.
— Черт возьми! На что?
— Вернуть себе свободу.
— Но я ничего не сделала.
— Вы стали последней песчинкой, перевесившей чашу весов. Моряку не терпится отправиться в плавание. Только он сам об этом еще не знает. Корабль ждет его в порту. Попутный ветер треплет его по щеке, пока он дремлет на палубе. И тогда моряк понимает, что пора сниматься с якоря. Больше ему не слышать пения сирены. Отныне петь ему будет только ветер.
Шампанское настроило его на лирический лад. Похоже, парень с чудинкой. А может, скроен из того материала, из которого шьют паруса.
— Время пришло. Я расстаюсь с этой мастерской, расстаюсь с Хатч. И с головой ухожу в работу. Дайте мне ваш номер. Я позвоню вам, как только найду свое место. Мне полезно говорить с вами. Правда, шампанского нам уже не пить. Оно мне будет не по карману.
Ничего, Юпитер, подумала Лола. Выпьем что скажешь.
На невысокой скорости Лола вернулась в Париж и припарковалась на бульваре Журдан, перерытом из-за прокладки трамвайных путей. В аптеке она накупила жевательной резинки, чтобы Ингрид не учуяла запаха спиртного и не приставала с вопросами. С подругой они встретились у черепашьего озера и бродили по парку в поисках идеального укрытия.
— Знаешь, Лола, мне сегодня показалось, что за мной следят. Чтобы встретиться с тобой, мне пришлось избавиться от тени.
— Тебе не показалось, Ингрид.
— Ты о чем?
— Дюген наверняка установил за тобой слежку. На его месте я бы так и поступила. На случай, если Брэд вздумает с тобой связаться.
— А еще чтобы меня защитить, верно?
— Мы такие, какие есть. Полицейского не переделаешь.
Лола указала на пышный куст боярышника и поманила за собой Ингрид. Она вытянулась на лужайке, посоветовав подруге в ожидании темноты последовать ее примеру. Но та предпочла присесть.
— Позвоню ему и скажу, что не нуждаюсь в его защите. Я сумею постоять за себя. А он со своим прилипалой Николе пусть и не мечтает. Брэд ко мне не придет, я надеюсь, что он далеко отсюда…
— Как тебе угодно. Что до меня, ничто не нарушит мой сон. Даже миллионы призраков, которые здесь бродят. Честь и хвала Альфану, архитектору Монсури. Он разбил парк на месте каменоломен и кладбища… На насиженном месте…
— Я уверена, что пересечь границу можно и без паспорта… Лола? Лола?
Лола уснула. Расстроенная Ингрид вздохнула, улеглась рядом и тут же задремала. Почему-то ей мерещилось, будто она постигла магию трав. И в Луизиане, и в Иль-де-Франс растительный мир сохраняет свою животворную силу. Он пробивается из-под булыжных мостовых, камней, стен, терпеливо ждет своего часа в выбоинах, выстилает желоба и стоки, прорастает мальвой у ограды, ложится ковром мха вдоль придорожной канавы. Его зеленые плети и стебли унесут Ингрид и Лолу прочь от забот.
Ингрид уснула, представляя, как Ману варит в котле зелье. Вокруг него резвятся пугала с трещотками, а утки, избавленные от черепах, выделывают в небе фигуры высшего пилотажа, на манер летной эскадрильи вечером 14 июля.
Лолу разбудили крики. Она открыла глаза под темной завесой листвы и вообразила, будто лежит посреди парковки в Монруже, слушая пение богов, изгоняющих сирен, затем приподнялась на локте и прислушалась. Сначала кричал кто-то один, потом к нему присоединились другие. Попахивало всеобщей ночной поножовщиной. Она растолкала Ингрид, и та пробудилась с именем майора Дюгена на устах.
— Поднимайся, похоже, там заварушка, — сообщила Лола.
Они бросились на шум. Ингрид быстро вырвалась вперед.
Лола пришла к финишу, вконец запыхавшись. Ингрид что-то горячо обсуждала с Ману и его подручными. Молодой человек, захваченный двумя садовниками и освещенный фонарем Ману, громко требовал свободы. Ему не давали вырваться. Хотя это было не просто: крикуна явно одолевала пляска святого Витта.
— Это еще кто такой? — вопросила Лола, потирая руки.
— Парковый убийца, кто же еще! — рявкнул садовник.
Лола опознала одного из простофиль, обрезавших каштаны. Она обратилась с тем же вопросом к Ману.
— Он нам втирает, что работает в клубе ролевых игр, — ответил Ману слегка озадаченно.
— Потому что это правда! — возопил молодой человек. — Я работаю на «Парижские тайны». Мы прячем указатели в стратегических точках, а игроки их находят. Чертовы поиски сокровищ! Сколько мне еще повторять? Позвоните моему хозяину. Сами увидите!
— Это еще не объясняет, зачем вы рыщете здесь ночью.
— Я забыл воткнуть указатель между двумя пугалами. Вспомнил только после закрытия. А поиски сокровищ назначены на завтра.
— Никому не позволено входить в Монсури по ночам, — возразил простофиля.
— А пропускать ток через ограду позволено? Видали, что с моей ногой? Маньяки! Я буду жаловаться.
— Мы просим прощения, — сказал Ману.
— Ну уж дудки, — возмутился простофиля, — не стану я просить прощения.
— Заткнись, Малыш Луи, и выпусти его. Это не тот.
Вышеупомянутый Малыш Луи освободил молодого человека, который тут же рухнул на лужайку.
— Черт возьми, из-за ваших фокусов у меня серьезный вывих щиколотки. Вы еще у меня попляшете.
— Планы изменились, забираем этого грубияна к Зазе, — объявил Ману.
— Еще чего! Я требую, чтобы вы отвезли меня в больницу.
— К Зазе. А не то мы вас бросим. Тебя с твоей дурацкой ногой. И будешь куковать здесь всю ночь, как подбитый лис. Жалуйся сколько влезет, никто не станет слушать твои россказни. Завтра фараоны не отыщут здесь ни единой электрической ограды. Так ты идешь или остаешься?
* * *
Садовники, молодой грубиян, Ингрид и Лола оказались на улице Потерн-де-Пеплие перед закрытой дверью кафе. Им открыла дама в ночной сорочке в цветочек. При виде Ману она расплылась в улыбке. Сдвинув два стола, она принесла подушку, аптечку первой помощи и велела пострадавшему лечь. Растерла ему щиколотку мазью и туго забинтовала. Тем временем Ману, никого не спрашивая, налил всем по большой кружке бочкового пива и рюмке кальвадоса. Никто не возражал. Кроме Ингрид.
— Что это за место?
— Кафе, что же еще, — отвечал Малыш Луи.
— Я не о том спрашиваю. — Ингрид обернулась к Ману.
— Это наш штаб, — объяснил он. — У нас с Зазой дружба по гроб жизни. Мы знакомы лет тридцать, ведь так, Заза?
— По меньшей мере, — отвечала хозяйка.
— А со мной-то что будет? — забеспокоился калека.
— У вас просто растяжение. Сегодня заночуете здесь, а завтра встанете на ноги. Через две недели вы об этом и не вспомните.