Книга Убийство на Эйфелевой башне - Клод Изнер

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Среда 29 июня, ближе к вечеру

Некий господин вполне определенной наружности, одетый соответствующим образом, прихрамывая, мерял шагами коридоры полицейской префектуры, как делал это изо дня в день. Несколько лет тому назад, когда он исполнял обязанности тайного агента службы безопасности, карманник из воровской шайки повредил ему ногу. Родом его занятий была слежка. Перейдя в бюро семейных расследований, Исидор Гувье пять лет изнывал там от скуки, а потом написал рапорт об отставке и стал частным сыщиком. И вот теперь Мариус Бонне убедил его принять участие в авантюрном проекте «Пасс-парту».

Исидор Гувье почти не общался с другими журналистами, находя их слишком циничными и самодовольными. Ничего примечательного в нем не было, и всех удивляло, как он ухитряется всегда и во всем проявить осведомленность. Разгадка была простой: всегда неторопливый, невозмутимый, проницательный, он неизменно оказывался в нужное время в нужном месте.

В тот день, 29 июня, он ходил по кабинетам, прикрывая нос клетчатым платком — его донимала сенная лихорадка, которой он страдал уже долгие годы. Прихрамывая и хлюпая носом, Исидор Гувье поджидал, когда из предпоследней двери в глубине коридора выйдет кучер фиакра по имени Ансельм Донадье.

Редакция «Пасс-парту» была закрыта. На двери висела написанная карандашом записка: «Исидор, мы будем у „Жана Нико“, приходи туда».

Огорченный, что не удалось просмотреть номера газет, Виктор без особого труда отыскал кафе, располагавшееся рядом с галереей Веро-Дода. На террасе за аперитивом сидели Мариус, Эдокси, Антонен Клюзель и Таша, а два типографских рабочих расположились на почтительном расстоянии.

— Виктор! — окликнул Мариус. — Выпей с нами!

— А по какому случаю? — осведомился тот, отсалютовав компании и долгим взглядом посмотрев на Таша.

— По случаю успеха наших статей «День на выставке с Брацца» и в честь нашего следующего гостя, Шарля Гарнье, архитектора павильона Истории человечества. Он только что подтвердил свое согласие. А эпиграфом мы возьмем один из его многочисленных каламбуров, который как нельзя лучше подойдет нашей газете:

Иногда и так бывает:

Утка низенько летает,

Да проворней отчего-то

Птиц высокого полета!

«Фигаро» позубоскалит, Антонен Клюзель завтра начнет брать интервью, Таша пойдет с ним. Кстати, твоя хроника имеет большой успех, напишешь еще?

Виктор, только что сделавший заказ, нахмурился.

— У меня не было времени подумать об этом. Есть смутная мысль насчет романов, рассказывающих о преступлениях и убийцах. Как насчет этого?

Мариус удивленно воззрился на него.

— Вот уж не думал, что тебя интересует этот жанр литературы!

— Этот жанр литературы известен с незапамятных времен, вспомни историю Атридов, — отозвался Виктор, сверля взглядом Таша, которая почему-то опустила голову.

— Вы не находите, что в жизни слишком много насилия? Мало того, что войны, так еще и всякие гнусности, вроде этих трупов на выставке! — заметил Антонен Клюзель.

— Почему же? Такие события оживляют рутину, заставляя о многом поразмыслить, — заметила Эдокси с усмешкой.

— Дети мои, не забывайте, что на сей момент у нас нет ни малейшей уверенности в том, что речь идет об убийствах, анонимка вполне может оказаться выходкой сумасшедшего. В последнее время в префектуру полиции подобные письма приходят пачками. В Париже полным-полно ульев с дикими пчелами, особенно неподалеку от сахароперерабатывающих заводов. Мастерские, квартиры, сады просто кишат пчелами, префект даже запретил культивировать пчеловодство в центре столицы. Многие люди ужалены, и не раз. Известны случаи эпилепсии у маленьких детей, у взрослых отмечены приступы судорог, а бывает, что после укуса пропадает зрение и…

— Ты противоречишь сам себе, — заметил Антонен. — вот ты говоришь…

— О да, говорю и говорю, нужно уметь хорошо говорить, чтобы повысить тираж…

Мариус прервался, заметив кого-то на другой стороне тротуара. Запыхавшийся Гувье перешел улицу и направился к «Жану Нико».

— Новостей полна корзина! Приготовьте ваши перья: у нас на одного покойника больше! — Известие встретили восклицаниями, а довольный Гувье продолжил: — Его обнаружили после полудня, в фиакре, мертвехонького. Я подождал, пока из префектуры выйдет кучер фиакра, и тотчас подлетел к нему, допросил с пристрастием. Эксклюзивная беседа, с доказательствами от противного, есть от чего голове кругом пойти!

— Эдокси, карандаш, блокнот! Ты будешь записывать! Кто убитый? — спросил Мариус.

Высморкавшись, Гувье посмотрел в свои записки. Раздраженный Антонен поглядывал на него, барабаня пальцами по краю стола.

— Островский Константин, русский, большое состояние, очень большое…

Виктор поперхнулся вермутом. Убит! Это невероятно. Из подозреваемого Островский внезапно превратился в жертву. Его, Виктора, гипотеза рухнула. Придется возвращаться к исходной точке. Он незаметно скосил взгляд в сторону Таша. Ее руки нервно теребили тесемку папки с рисунками, а пальцы дрожали. Гувье неторопливо продолжал расшифровывать листки с записями.

— Известен среди торговцев произведениями искусства. На первый взгляд — сердечный приступ. Некоторое сходство с предыдущими смертями, но помимо этого на сей раз есть подозреваемый. Кучер, который долго простоял в ожидании клиентов на площади Мобер, вез одного до парка Монсо. Там к ним присоединился этот самый Островский, просил довезти его к магазинам у Лувра. Первый пассажир сошел, а кучер ехал до Марсова поля, где вход на выставку со стороны набережной Пасси. Цену они оговорили заранее. Кучера зовут Ансельм Донадье. Шестьдесят пять лет. Живет в Иври.

Виктор не спускал глаз с Таша. Она продолжала нервно завязывать и развязывать папку с рисунками.

— Островский — это вы как написали? — спросила Эдокси, заглядывая ей через плечо.

— Как произносится, с «ий» на конце.

— А что говорит полиция?

— Склоняется к «пчелиной» версии. Мой человек на связи, он передал мне весточку. Никакой информации для прессы, никаких заявлений, все на уши встали. Но, по словам моего информатора, серьезного следа у них нет, так остается только тянуть время.

Закончив говорить, Гувье громко чихнул.

— Не сойти мне с этого места, если это не убийства! — заключил Антонен. — И Лекашер это знает, не забывайте, он ведь сторонник метода Горона.

Виктор, приготовившийся было сделать глоток из бокала, переспросил:

— Горона?

— Это шеф отдела безопасности. Когда Париж, просыпаясь утром, слышит новости о чьей-то подозрительной кончине, виновника следует предъявить обществу немедля. Через пять дней, 4 июля, на молу Гренель будут устанавливать уменьшенную копию статуи Свободы, подаренную городу Парижу бывшей американской колонией в знак дружбы. Было бы весьма неприятно испортить такой исторический момент, вспомните: Джон Кавендиш был гражданином Соединенных Штатов, а значит, об этом деле все будут хранить молчание. Полицейские тем временем проведут ускоренное расследование и преподнесут газетам очередную утку. Лекашер снова обвинит во всем пчел, — помилуйте, пчел! — но я-то ни минуты не сомневаюсь: это убийства.