Книга Возвращение Одиссея. Будни тайной войны - Александр Надеждин

– Бедненький, никак, замерз? – бросила еле поспевающая за ним Ольга. – На такой детской температуре.

– Конечно, замерз. А то. Полчаса почти тут, без малого... околеваю, тебя поджидаючи, – уже тянул ее по ступенькам Иванов.

– Подожди, дай хоть афишу посмотреть, что за спектакль. Ты же мне даже не сказал, когда звонил, – продолжала по инерции немного сопротивляться следующая за ним сестра.

– Хороший спектакль, хороший.

– «Бесы», что ли?

– Нет, не «Бесы».

– А какой?

Олег потянул на себя дверь, скрывающую небольшой, вытянутый в длину «предбанник», в дальнем левом углу которого располагались театральные кассы, а прямо, в центре, другие, уже открытые двери, ведущие непосредственно в фойе театра.

– Сюрприз. Сейчас программку купим, увидишь.

Лавируя между заполнившими предбанник театралами, в отличие от него в тепле ожидающими подхода своих спутников и спутниц, Иванов на ходу расстегнул пальто и, достав из бокового кармана пиджака билеты, через секунду протянул их стоящей на контроле сухопарой строгой старушке в темно-синей униформе, зажавшей в своей левой руке десятка полтора вытянутых и сложенных пополам одинаковых белых программок. За билетами последовала сотенная купюра. Получив назад надорванные посередине билеты, программку и сдачу, Олег мельком и на этот раз практически незаметно бросил взгляд на свои наручные часы. Было четырнадцать минут седьмого.

Помогая сестре освободиться от ее норкового полушубка, оперработник быстро и внимательно оценил складывающуюся диспозицию. Народу в театре было пока еще немного: в гардеробных даже не успели образоваться очереди; по фойе, в основном парами, прогуливалось десятка два будущих зрителей, лениво переговаривавшихся между собой и разглядывавших развешанные на стенах портреты артистов.

Сдав стоящей за барьером очередной бабушке в униформе верхнюю одежду и получив от нее номерки и маленький театральный биноклик, Олег поспешно, желая опередить всех возможных конкурентов, подвел свою даму к еще не занятому невысокому и мелкогабаритному коридорному диванчику, без подлокотников и спинки, стоящему самым последним в ряду ему подобных вдоль длинной продольной стены фойе. Он сразу положил глаз на эту банкетку: с нее, не привлекая к себе большого внимания со стороны остальных присутствующих, очень удобно было вести наблюдение за всеми лицами, попадающими в этот просторный холл, и, самое главное, за всеми теми, кто возымел желание удалиться в расположенные справа, в глубине, специализированные помещения, помеченные соответствующими табличками с изображениями мужской и женской фигурок.

Усадив сестру на гладкий и невзрачный дерматин банкетки, Иванов приземлился на нее сам таким образом, чтобы иметь возможность, ведя непринужденную беседу со своей дамой, одновременно свободно и без помех обозревать дальний конец фойе и подходы к тому из вышеупомянутых, разделенных по половому признаку, помещений, которое, в силу сложившихся обстоятельств, вызывало у него особый, повышенный интерес.

Заметив внимательный взгляд, который сидящая рядом с ним дама с прибранными в пучок шелковистыми темно-каштановыми волосами снова устремила на его прическу, явно ее удивившую и даже озадачившую, Олег поспешил опередить назревающий вопрос и вообще взять инициативу в предстоящем диалоге в свои руки.

– Ну, давай, давай, рассказывай. Как тут у вас. Как дела. Как сама, как Георгий.

– Тебе же вчера все уже доложили. В том числе и сам Георгий.

– Да что там по телефону доложишь. Все в общем и целом. Ты давай все подробно. По порядку. С чувством, с толком, с расстановкой.

– Да, собственно, и не о чем подробно-то. Все вроде нормально, тьфу, тьфу, тьфу. Все на прежних местах, при прежних делах. Слушай... что-то ты всё-таки... как-то...

– Изменился? Возмудел, похужал? То есть, наоборот, возмужал, похудел? Ну так что ж ты, мать, хочешь. Растем, взрослеем.

– Ты что, седеть, что ли, начал?

– С чего ты взяла?

– Волосы красить стал. Мало того, что отпустил.

– Да какой красить. Это свет здесь просто такой... дурной. Тусклый. Искажает.

– Ну конечно.

– Я тебе говорю. Надо ж такое придумать. Волосы красить. Что я, папик, что ли, какой. Или педик.

– А по губам за такие выражения.

– Ну это ж не ругательство. Это слово сейчас уже все дети знают. Кстати, как там наше подрастающее поколение?

– Да как поколение. Тоже нормально.

– Растет как на дрожжах?

– Не то слово. Мне уже по грудь, представляешь.

– Молодец племяш. Не устал еще от математического уклона?

– Да вроде нет. Наоборот.

– Отрадное постоянство. С языком как?

– Четверка.

– Вот тебе раз. Как это так, четверка?! А родители куда смотрят? Нет, я смотрю, надо срочно проводить профилактическую беседу.

– Ну... милости просим.

– К сожалению, увы... в следующий приезд.

– Ты что, на день один прилетел, что ли, только?

– Ну... кто его знает. Вполне возможно. Начальство еще не определилось. Но в любом случае, работы во... выше крыши. Так что... в этот раз никак не получится. Хоть убей.

– И что, даже сегодня после спектакля не заскочишь?

– Да... трудно сказать. До конца спектакля еще дожить надо.

– А есть какие-то сомнения?

– Ну... как сказал бы сэр Фрэнсис Бэкон... кто начинает свой путь в сомнениях, кончит его в уверенности. Сомнение – первый шаг к истине.

– Так, все, стоп, дальше не надо. С вами, сэр, все ясно. Уж коли в ход философия пошла...

– Да ладно тебе, Люлек, не обижайся. Я действительно пока не знаю. Честное слово. Звонка одного жду.

– Ах вот оно что. Понятно. А она что, из гризеток? В театры не ходит, что ты меня решил пригласить?

– Кто она-то?

– Та, чьего звонка ты ждешь.

– Да какая еще там «она». Что ты, прям, в самом деле, я не знаю.

– Смотри, все жене телеграфирую, чем ты тут... в отрыве от производства. Вернее, без отрыва.

– Ну началось! Гризетки какие-то. Говорю ж тебе, у меня полный цейтнот. Действительно звонка жду. По работе. Может, завтра с самого ранья сорваться придется. А может, и сразу после полуночи, кто знает. В аэропорт и... ту-ту.

– Назад?

– Может, назад, может... куда вперед. Бог его знает. Вот так.

– Деловой, прямо, куда деваться. Ладно. Давай теперь сам рассказывай. Как у вас там, в Парижах?

– Да тоже вроде ничего.

– Светлана как? Все в ТАССе?

– В ТАССе, в ТАССе.

– Свое подрастающее поколение заводить еще не собираетесь?