Книга Дикий фраер - Сергей Донской

– Как… зачем?..

– Тебе не нужен никакой жгут. Тебе вообще ничего больше не нужно.

– Но почему?..

– А потому! – с этими словами Роман неожиданно толкнул Костю в грудь обеими руками. При этом он очень напоминал мальчишку, который взялся выяснять отношения, но не решается пустить в ход кулаки. – Потому! – повторил он, наседая.

Совершенно обессилевший от потери крови и страха, Костя покорно отступал, не догадываясь, что лучший выход для него – немедленно упасть ничком и достать оружие. Его озадачивало поведение Романа, а в придачу обескураживал тот факт, что устремившиеся задом наперед ноги действуют проворней, чем рука, которой никак не удавалось извлечь пистолет из кармана.

– Два миллиона! – причитал он, екая в момент толчков. – Я один знаю, где их искать.

– Не ты один, – возразил Роман насмешливым тоном и заставил Костю попятиться еще на несколько шагов. – Седьмой километр. Газопровод. Шалаш.

И в очередной раз: толк! А Костино сердечко снова: ек!

Уже совсем собравшись с силами для решительного отпора, Костя с размаху сел на невысокий парапет крыши, и она вся предстала перед его взором так отчетливо, словно глаза обрели кошачью способность видеть в темноте. Четыре квадратные башенки, поросшие лесом антенн, каждая из которых имела свою неповторимую конфигурацию. Корявые надписи, прославляющие добрый десяток рок-групп. Несколько пустых бутылок, банки, раскисшие презервативы, окурки. Тишина такая, какая только во сне бывает. И темная фигура Романа с мучнисто-белым лицом – тоже из полузабытого детского кошмара.

Призрачное лицо это вдруг стало стремительно удаляться, а потом и вовсе исчезло, скрывшись за бортиком крыши. «Я падаю!» – догадался Костя, зачем-то стараясь извернуться в воздухе, чтобы посмотреть, где ему предстоит приземлиться. Это был ничем не примечательный клочок земли, просто паршивый огородик с хлипким заборчиком, ощетинившимся кольями навстречу Косте.

– А-а! – коротко крикнул он. Это означало: «не хочу».

В тот же миг темная земля сменилась таким же темным небом, а затем перед его глазами промелькнуло чужое освещенное окно, за которым перевернутая вверх ногами женщина кормила грудью багроволицего младенца с глазами-щелочками.

Когда Костю снова развернуло в полете, падать оставалось совсем чуть-чуть, даже страх куда-то испарился. Если бы только не проклятый заборчик! Обнаружив, что его частокол уже совсем рядом, Костя резко дернул головой, пытаясь избежать столкновения.

Это ему удалось, и он прожил еще лишнюю стотысячную долю секунды до того, как неимоверная сила вбила его в рыхлую почву, наполнив взорвавшийся болью мир хрустом костей и сочным чмоканьем разрываемой ими плоти.

Глава 12Всякому овощу свое бремя

– Застужусь я здесь к хренам собачьим! – вот как выразилась кареглазая Элька по прибытии в пункт назначения.

Этот самый пункт назначения представлял собой каменную яму размером с просторную жилую комнату, хотя, конечно, жить здесь не согласилась бы ни одна собака: слишком холодно, сыро и темно. Способ прибытия тоже нельзя было назвать комфортабельным: Эльку и Петра поочередно усадили задницами на крутую бетонную горку и подтолкнули ногами, вынуждая совершить стремительный спуск с последующим приземлением на четвереньки.

– Картошку тут хранили, – проинформировал Петр приятельницу по несчастью, когда разобрал, что за склизкие кругляши перекатываются у него под ногами.

– Агроном, что ли? – в Элькином голосе не прозвучало ни единой приязненной нотки.

Петр вздохнул. Разумеется, девушка не могла испытывать к нему симпатии, поскольку очутилась в плену по его милости. Чем ее теперь утешать? Как заглаживать свою вину? Порывшись под собой, он откопал среди гнилья нечто сохранившее конусообразную форму, поднес к глазам и сделал новое сообщение:

– А до картошки морковка здесь была. На полу песок, вот и сохранилась.

– Крепенькая? – оживилась Элька.

Петр покосился на нее, но в темноте разобрать выражения ее лица не смог, а потому доверился своему слуху и осторожно ответил:

– Да так себе. А что?

– Длинная?

– Ну, с ладонь мою будет.

– А диаметр? – не отставала Элька с интересом юной натуралистки, изучающей редкий корнеплод. – Диаметр подходящий?

– Для чего подходящий? – спросил Петр, хотя уже догадывался, что окончание диалога не сулит ему ничего хорошего.

– Для того, чтобы ты эту морковку поганую себе в задницу запихнул, Мичурин! И откуда ты взялся на мою голову!.. Пусти-и-ите, козля-я-ятушки! – проблеяла Элька, и это получилось вовсе не смешно, потому что голос у нее был чересчур уж злым. – Пустили. Дальше что? Подыхать прикажешь в этой тюряге?

– Это не тюрьма, а овощная база, только заброшенная, – возразил Петр так веско, словно его уточнение в корне меняло дело. – Нас, когда я еще в бурсе учился, возили на такую. Картошку мы перебирали, лук…

– А капусту? – вкрадчиво осведомилась Элька. – Могу поспорить, что с капустой ты тоже имел дело.

– Откуда ты знаешь?

– Так у тебя же кочан вместо головы! Перепутал, наверное, по запарке, а? – Ее смех, наверняка звонкий, прозвучал в сыром склепе приглушенно.

– Ты… это! – мрачно сказал Петр, испытывая сильное желание запустить в обидчицу ту самую морковку, которую продолжал держать в руке.

– Что – это?

– Не очень-то! – туманно пояснил он.

– А то что будет?

– А то и будет!

– Цицерон, – заключила Элька и опять засмеялась, но уже не обидно, а просто не очень весело. – Как выбираться станем, Цицерон? Я не морковка, чтобы тут гнить до заговенья.

– Выбираться? – Петр подошел поближе к лазу, через который их сгрузили в бункер, задрал голову и предложил: – Иди сюда. Подсажу тебя наверх. На плечи мне станешь, потом на ладони.

– А потом? На голову?

– Можно и на голову, – не чванясь, согласился Петр. Хотел было похвастаться, что она у него крепкая, но вовремя сообразил, что подобная самореклама прозвучит сомнительно, а потому попридержал язык.

– Это ты замечательно придумал, – сказала Элька. – Ногти все обломаю – раз. От колгот одни воспоминания останутся – два. А наверху запросто кто-нибудь из бандюков может ошиваться, и как мне тогда быть? Врукопашную идти?

У Петра имелся наготове тактический ход:

– Дашь мне руку, я следом за тобой выберусь.

– Ты или руку мне оторвешь, или вниз стянешь. – Элька покачала задранной к люку головой. – Нет. Первым ты должен идти, иначе лучше и не пытаться.

Он окинул взглядом ее высокую, но хрупкую фигуру, представил, что за живая пирамида получится, если Элька попытается его подсаживать, и неуверенно предложил: