Книга И возвращу тебя.. - Алекс Тарн

Игорь упал навзничь — как ему показалось, от сильного толчка. Надо было бы тут же вскочить и защищаться, но почему-то не хотелось. Вокруг быстро темнело, и он подумал, что все равно его никто не увидит. Ноздри щекотал знакомый с детства запах эвкалиптового масла — запах ингаляции, компресса, запах уютной необременительной простуды с колючим шарфом на шее, визитом врачихи и недельным освобождением от школы. Сейчас войдет мама с чашкой малинового чая, включит свет и спросит: «Тебе почитать, Игореша?» Он скосил глаза, чтобы рассмотреть ее получше, но мама почему-то шла не к нему, а от него, пошатываясь на фоне ночных дюн и держась за голову обеими руками. «Это не мама…» — подумал Игорь Синев, и эта мысль стала последней в его странной и страшной жизни.

Глава 7

— Да это прямо Елисейские поля какие-то… Правда, Коля? Ты как — бывал на Елисейских полях?

Колька молча кивнул. Движение на Тель-Барухе своей интенсивностью и впрямь напоминало городские улицы в час пик. С той лишь разницей, что час пик в этом лабиринте холмов, мусорных куч и грунтовых дорожек, зажатых между морем и прибрежным шоссе, начинался много позже, с наступлением ночи. Машины медленной красноглазой колонной втягивались в темную равнину, рискуя увязнуть, съезжали с асфальта в боковые ответвления, переваливаясь на колдобинах, огибали поросшие невысоким кустарником кручи.

Там, в раздираемой хлестким светом фар темноте, ждали своих клиентов песчаные проститутки Тель-Баруха. Они выходили из-за кустов, вставали со сломанных пластиковых стульев, а то и просто с земли. Дрожащие огоньки их сигарет мерцали, собираясь в кучки, подобно светлякам. Автомобили останавливались, медленно опускалось стекло, и ярко накрашенный рот принимался вести многозначительные переговоры относительно состава и стоимости услуг.

Берл свернул на грунтовку и почти сразу же наткнулся на группу, состоящую из нескольких девушек. Одна из них, высокая блондинка, затянутая в сложную кожаную сбрую, подошла и наклонилась к окну, держа на отлете дымящуюся сигарету.

— Привет, — сказал Берл по-русски.

— Привет, — она улыбнулась одним ртом, без участия глаз. — Если вдвоем, то со скидкой.

— А если только спросить?

Блондинка хмыкнула и облокотилась на дверь, далеко оттопырив зад.

— Смотря какой вопрос…

Берл достал полусотенную бумажку.

— Вопрос простой, красивая. Нам нужна одна твоя коллега. Она тут давно, больше десяти лет. Ветеранка, из Волгограда.

— Из Волгограда? — глаза у девушки внезапно приобрели осмысленное выражение. — Дай подумать… ага…

Она ловко выхватила банкноту из Берловых пальцев.

— Знаю одну такую. Шалашовка двадцатишекелевая. Ее все «Родина-Мать» называют. Как напьется, так начинает памятник изображать. Умора. А вам она зачем? Таким хорошим мальчикам нужны хорошие девочки…

— В следующий раз, ладно? — Берл вынул еще одну банкноту. — А пока расскажи, где ее найти.

— Это не здесь, родной… — промурлыкала блондинка, обогатившись еще на пятьдесят шекелей. — Езжай отсюда на север, вон к той гостинице. Сразу, как проедешь ее, поворачивай вдоль моря. Там наш… ээ-э-э… филиал.

— В гостинице?

Девушка рассмеялась.

— В песочнице, дорогой, в песочнице. Справа от дороги там обычно сидит такая здоровенная мегера по прозвищу Танки. Вот у нее и спроси — скажи, мол, от Нюськи. Она поможет. Только много денег ей не давай, а то помрет от счастья… — она прощально шлепнула ладонью по капоту и выпрямилась. — Приезжайте еще. Я ведь языком не только молоть умею…

Здание гостиницы торчало на фоне темного моря, напоминая одинокого часового, поставленного городом на этом единственном во всей округе диком клочке берега. Поставленного, да так там и забытого. Справа простиралась обширная кочковатая площадка для парковки, а за ней тянулось пространство холмов и куч строительного мусора, поросшее низким кустарником, пустынным вереском и грехом. Такое же, как на Тель-Барухе, только еще грязнее, меньше, хуже и, видимо, дешевле. На краю площадки в огромном мягком кресле с лопнувшей обшивкой и торчащими во все стороны кусками пожелтевшего поролона восседала женщина устрашающих размеров. Издали и в темноте ее возраст еще мог сойти за предпенсионный.

— Посмотри, Коля, — сказал Берл не слишком уверенно. — По-моему, это и есть Танки… как ты думаешь?

Колька усмехнулся.

— Какая Танки? Это ж целый Титаник.

— Во-во… а говорили, что он, вроде как, утонул. Наврали людям в Голливуде… А может ее недавно со дна подняли? Смотри, какая замшелая…

Берл остановил машину метрах в двадцати от кресла.

— Может, ты с ней и поговоришь, а? — предложил он без особенной веры в успех. — А то все я отдуваюсь.

— Не могу, — непреклонно ответил Колька. — Я, как Чапаев, языков не знаю. Она ж нерусская, сразу видно.

— Трус… жалкий трус… — вздохнул Берл. — Ладно, черт с тобой.

Он вышел из машины и двинулся к проститутке. С каждым шагом ему становилось все страшнее. В момент, когда Берл оказался, наконец, на подходящем для вежливой беседы расстоянии, он твердо знал, что еще никогда в жизни ничего так не боялся. Женщина-гора весом не менее чем полтора центнера молча взирала на него, выпятив вперед гладко наштукатуренный подбородок. Ее прическа напоминала стаю галок в полете. Одежда была скупо представлена черной шелковой комбинацией и парой стоптанных шлепанец.

— Добрый вечер… — робко пролепетал Берл. — Вы, случаем, не Танки?

— А ты что, не видишь? — ответила Танки неожиданно тонким фальцетом и непринужденно закинула ногу за ногу, отчего комбинация задралась, демонстрируя намного больше, чем Берл был в состоянии вынести.

— Добрый вечер… — повторил он, делая шаг назад и неимоверным усилием воли удерживая себя от немедленного и позорного бегства. — Я от Нюськи…

— От Нюськи или от Письки — один хрен, — пропищала Танки, вынимая изо рта сигарету и наклоняясь вперед. — Такса на всех одна. Двадцатка за минет, полтинник за пистон. Да ты не бойся, сладенький, я не съем…

Она визгливо засмеялась, колыхаясь выпирающими квашнеобразными формами, причем потрясенному Берлу показалось, что задергался весь окружающий мир, в то время как Танки, наоборот, продолжает пребывать в состоянии устрашающего покоя, словно индийский бог Шива перед тем, как пуститься в свой разрушительный пляс. «А ну-ка, немедленно прекратить панику! — скомандовал сам себе Берл. — Спрашивай и уходи. Все просто. Все просто.»

— Все просто… — сказал он вслух по инерции. — Я от Нюськи. Мне нужна Родина-Мать. Срочно. Я заплачу…

Он выхватил из кармана припасенную двадцатку и протянул вперед.

— Мало! — огромная дебелая рука коброй мелькнула в воздухе, и двадцатка исчезла. — Я с тобой уже на тридцатку набазарила. Давай еще.