Книга Лисий перевал : собрание корейских рассказов XV-XIX вв. - Антология

Юность она провела на женской половине в Начжу, была прекрасно воспитана и строго блюла добродетель. Чхунхон, за которого ее выдали, обращался с ней очень хорошо, уважал и почитал, как самого дорогого гостя. И супруга платила ему тем же. Одежда в доме всегда содержалась в полном порядке, еда была вкусно приготовлена. Чхунхону никогда не приходилось недовольно хмурить брови. И лишь одно сильно тревожило Чхунхона — не было у жены детей.

И вот подыскал он себе на стороне наложницу. А супруга, проведав об этом, ничего ему не сказала. Мало того — она постаралась узнать и тот день, когда Чхунхон условился впервые встретиться с наложницей. Затем, втайне от него, приготовила одежду и угощения, необходимые для брачной церемонии.

Наступил этот день. Чхунхон приказал подать коня и уже собирался ехать. Тогда супруга его велела служанке вынуть из сундука новую одежду и облачить в нее Чхунхона. А потом велела приготовить столик для новобрачных и накрыть большой стол, обильно уставив его вкусными кушаньями. Словом, она устроила все так, как бывает при совершении брачной церемонии. Чхунхон удивился и спросил, в чем дело.

— Когда я вступала в брак с вами, господин, — улыбнулась супруга, — делались точно такие же приготовления. Теперь вы вступаете во второй брак, и здесь ведь тоже не обойтись без церемонии!

Чхунхон отказался от наложницы.

ДАР ЦЗЯННАНИ[99]

Матушка «Дара Цзяннани» — жена Хван Бона, судовладельца с реки Соган, что в столице. Дом его был расположен на горе Чамду, а сам он торговал всюду на своем корабле. Однажды, в годы правления государя Сончжо[100], Хван Бон вышел в море, попал в тайфун и не вернулся. Жена его, считая мужа погибшим, сшила себе белую одежду и соблюдала трехлетний траур. Бездетная, в полном одиночестве жила она, испытывая всевозможные житейские трудности. Так прошло несколько лет.

Но вот однажды нежданно-негаданно от Хван Бона пришло письмо из Китая. «Тогда тайфун подхватил корабль, — писал он, — и прибил его к побережью Китая. Сейчас я служу работником в доме простолюдина».

Получив письмо, — не сон ли это? — его жена удивилась и обрадовалась. Она плакала и смеялась, сделалась как безумная. Она-то думала, что муж ее погиб в море, а он, оказывается, жив и находится в Китае! Да пусть ей даже придется от деревни к деревне побираться с сумой, она все равно отправится к своему мужу! «Пусть даже в дороге случится несчастье, и я погибну — все равно пойду!» — твердо решила женщина.

Когда об этом узнали родственники, они стали горячо ее отговаривать:

— Да ведь на границе с Китаем есть заставы, свободный проход через них запрещен. Человек, не знающий языка, в иноземной одежде, не сможет проникнуть в Китай. А нарушителей границы строго наказывают. Невозможное это дело — одинокой женщине пройти через заставу и отправиться на тысячи ли в глубь чужой страны. Ты, конечно, не сможешь добраться до места и будешь валяться на какой-нибудь дороге безвестным трупом. Откажись-ка от этой затеи!

Так они ее предостерегали и удерживали. Но жена Хван Бона твердо решила идти. Она даже и вида не делала, что слушает родственников. Смело покинула она дом, тайком переправилась через реку Амнокган и вступила на китайскую землю. Одежда ее превратилась в лохмотья, волосы спутались, по лицу грязными ручейками стекал пот, покрасневшие икры были неприкрыты.

Вот в таком виде, прося милостыню, скиталась она по далекой чужбине и только через год добралась до земель Цзяннани. Женщина каждый день обходила прежде всего уезды и поселки на морском побережье. Она искала, искала и в конце концов в одном уезде нашла своего мужа.

Тогда оба они покинули Цзяннань и отправились на свою дорогую родину. В пути жена Хван Бона забеременела и, возвратившись в дом мужа, родила дочь. Ее назвали Цзяннань ток, что значит — «Дар Цзяннани», и жители той местности стали называть жену Хван Бона — матушка «Дара Цзяннани».

Скажут, пожалуй, что о таком можно прочесть только в книжке. Несмотря на строгую, как во время войны, охрану границы между Кореей и Китаем, испытывая лишения и голод, одинокая женщина побывала в Китае, будто в соседней деревне, и разыскала-таки своего мужа на далекой чужбине. Неслыханное дело! Такая смелость и супружеская верность — хороший пример трех добродетелей женщины[101] как для древних времен, так и для нынешних. Матушка «Дара Цзяннани» покинула этот мир в преклонном возрасте — восьмидесяти лет.

Записано летом в тринадцатый год правления короля Кванхэ[102].

ХВАН СУСИН[103] УБИВАЕТ СВОЕГО КОНЯ

Хван Сусин, сын министра Хван Хыя[104], в юности был очень влюблен в одну кисэн. Узнав об этом, отец его, Хван Хый, сурово отчитал его. Однако сразу оборвать горячую страсть было нелегко. Сусин понимал, что поступает нехорошо, но по-прежнему продолжал бывать в доме кисэн.

Однажды Хван Сусин, как обычно, возвратился от нее домой. Отец, в парадном чиновничьем платье, встретил своего сына с почетом, как высокого гостя. Не понимая, что это значит, Сусин очень удивился и испугался. Поклонившись отцу до земли, он спросил, что случилось.

— Я обращался с тобой, как с родным сыном, — отвечал отец, — но ты меня не слушался. Значит, ты не считаешь меня своим отцом. Я больше не могу встречать тебя иначе, как гостя!

Беспрестанно кланяясь до земли, каялся и просил прощения Сусин. С тех пор он перестал посещать кисэн и ничего даже не слышал о ней. Но однажды, будучи сильно пьяным, он сел на коня — и дальше уже ничего не помнил.

В полночь Сусин немного отрезвел, открыл глаза и видит: горит свеча, а рядом с ним — красавица кисэн, в которую он был влюблен прежде! Мило улыбается, держится скромно.

— Зачем ты пришла сюда? — удивленно спросил Сусин. Сознание еще не прояснилось, и он считал, что лежит у себя дома.

— А куда же мне идти из своего дома? — нежно улыбнулась кисэн.

Тут только он совсем пришел в себя и внимательно огляделся. Ну конечно, он находится у нее! «Как бы ни был я пьян, я не должен был приходить сюда. Виноват, конечно, подлый слуга!» — подумал Сусин. Он рассвирепел и, кляня слугу, хотел убить его.

— Вчера, на обратном пути, — сказал в свое оправдание слуга, — конь повернул к этому дому. А я, ничтожный, решил, что господин, верно, сам потянул за уздечку!

А было вот как. Еще в те времена, когда Сусин часто ездил к своей возлюбленной, коня здесь хорошо