Книга История античной философии - Владимир Файкович Мустафин

в борьбе за умы.

Аркесилай направил свое критическое внимание на основную гносеологическую теорию стоиков – сенсуализм. В сенсуализме единицей истинного знания, как известно, является представление. Теоретически доказать, что это именно так – представление дает истинное знание, – невозможно (хотя на практике все в этом убеждены, пусть даже и с некоторыми оговорками).

Однако стоики-теоретики предприняли попытку такое доказательство обосновать. Сущность их доказательства состояла в том, что они указали на критерий отличия истинных представлений от неистинных, ложных. Таким критерием они считали «фантасиан каталиптикин»[49] (буквально «представление убедительное»), т.е. представление, с которым соединяется убеждение в его истинности. Точнее было бы сказать, что критерием отличия истинных представлений от ложных у стоиков была именно эта убежденность в истинности некоторых представлений. Если эта убежденность в душе возникала по отношению к некоторым представлениям, то эти представления и надо было квалифицировать как истинные. Если другие представления не пробуждали уверенности в их истинности, то их не следовало признавать истинными.

Аркесилай: отличить истинные представления от ложных теоретически невозможно. Только практически.

Аркесилай подверг сомнению состоятельность этого критерия разными соображениями, но самым простым и, вместе с тем, самым убедительным из этих соображений было следующее. Убеждение в истинности какого-либо представления вовсе не есть доказательство истинности этого представления. Гносеологически ложное представление вполне может быть соединенным с твердой психической уверенностью в его истинности. Распространение и живучесть объективных заблуждений во всех областях теоретического знания как раз и объясняется прежде всего субъективной уверенностью в истинности этих заблуждений[50]. Следовательно, субъективная уверенность в истинности каких-либо представлений в принципе не может быть критерием обнаружения объективно истинных представлений. Такого критерия вообще нет. Отличить истинные представления от ложных теоретически невозможно. Только практически, т.е. условно. Из этого следует вывод, что надо переменить модальность суждений – категорические суждения заменить вероятностными (= проблематическими). На греческом языке такая перемена модальности означает перевод суждений из области «эпистими»[51] (= истинного, научного знания) в область «докса»[52] (= мнения, обывательского знания).

Аркесилай: благоразумие определяет счастье.

Этим своим рассуждением Аркесилай достиг ближайшей своей цели – поколебал убеждение приверженцев стоической системы в безупречной истинности их учения. Аркесилай показал им, что одно из важнейших звеньев их системы, гносеологический сенсуализм, не может оправдать притязаний на приобретение через органы внешних чувств абсолютно достоверного знания, и потому вся их система есть мнение, а не догма, недоступная для критики. Но был и другой, более долгосрочный и потому более значимый результат этого скептического рассуждения Аркесилая. Состоял он в том, что Аркесилай своим скептицизмом продемонстрировал пренебрежение к чисто теоретическому философскому умствованию. Как истинный скептик он указал на практику, т.е. этику, как на истинную заботу настоящего философа. А в области этики чрезмерно умствовать неуместно. Во-первых, чрезмерность уже сама по себе есть аффект, противопоказанный философу. Во-вторых, для практической жизни нет надобности в абсолютной истине, которая, как обычно предполагается, должна определить практическое поведение и поиск которой должен стимулировать какое-то особо напряженное умствование. Для правильного поведения достаточно просто правдоподобной, вероятностной истины, выражаемой обычными житейскими суждениями.

Кратко выраженный итог рассуждений Аркесилая выглядит следующим образом. Нет нужды в претенциозной (т.е. ставящей перед собой завышенные цели) теоретической умственной работе (которая, к тому же, не приносит желаемого результата), достаточно практической рассудительности, или благоразумия. Благоразумие же напрямую определяет счастье, ибо счастье есть модификация благоразумия. А забота о достижении счастья и есть единственная забота, которой должен заниматься настоящий философ.

Карнеад учил тому же, что и Аркесилай, но на сто лет позже. Он тоже был платоником, главою т.н. новой (или третьей) академии. И он тоже, как и Аркесилай, прославился не своим официальным платонизмом, а своими скептическими рассуждениями. Но эти его скептические размышления были гораздо шире по охвату и излагались гораздо более подробно, чем у Аркесилая. Свои сомнения относительно наличия критерия истины он направлял не только на учение стоиков – хотя именно учение стоиков в изложении Хризиппа было основным предметом его анализа, – но и на учения всех предшествующих ему философских систем. Это свидетельствует о широте охвата его скептического анализа.

Карнеад: «вероятностное знание» бывает трех основных видов…

Из подробностей его анализа можно выделить следующие. Во-первых, Карнеад стал едва ли не первым рассматривать познание с двух точек зрения – субъективной (со стороны познающего субъекта) и объективной (со стороны познаваемого объекта). И это рассмотрение привело к общему скептическому выводу – теоретического критерия истины нет. Только практический, как и у Аркесилая. Во-вторых, в качестве практического критерия истины Карнеад предложил понятие «вероятностного знания». Это напоминает практическое «благоразумие» Аркесилая. Новизна состоит в деталях и уточнениях.

Карнеад разделил «вероятное» на три основных (были и промежуточные) вида по степени усиления самой этой вероятности. Низшая степень вероятности означает, что какой-либо элемент знания, например, представление, производит простое впечатление вероятной (= возможной) истины, и только. Средняя степень вероятности состоит в том, что рассматриваемое представление, прежде всего, не должно быть само-противоречивым (то есть признаки представления не должны противоречить друг другу) и, кроме того, это представление не должно противоречить всем тем представлениям, в круг которых оно вступает в качестве элемента знания. Высшая степень вероятности состоит в окончательном убеждении (которое может быть итогом углубленного логического рассматривания), что все представления, составляющие круг знания, не противоречат друг другу (своими признаками), и поэтому могут составить из себя согласованную систему знания.

Выглядит эта классификация вероятностей уж очень искусственной и потому малоправдоподобной. Ведь надо проверить на непротиворечивость все признаки всех представлений, из которых состоит круг знания, что и практически неосуществимо и что, самое важное, не имеет смысла. Ведь знание, даже если оно таким образом было бы приобретено, имело бы всего лишь вероятностный, а не абсолютный характер. Стоит ли приобретение такого вероятностного знания таких долговременных трудов? С точки зрения самих скептиков знание не есть самоцель, оно имеет лишь подсобную, служебную функцию, оно предназначено помогать человеку в налаживании его практического существования. Знание предназначено для жизни, а не жизнь для знания. Поэтому такую классификацию Карнеада естественно оставить без внимания как излишнее теоретизирование в ходе его философских рассуждений, основной смысл которых как раз и состоял в том, чтобы не придавать чисто теоретическому умствованию завышенного значения и не тратить на него время, а вместо этого сосредоточиться на решении лишь практических задач. От всей этой классификации следует оставить только один элемент – констатацию факта наличия разных степеней вероятности. Что разные степени вероятности имеют разные степени влияния на практические поступки человека, это очевидно. Но очевидно и то, что