Книга Перст судьбы - Елизавета Дворецкая

Эльвир тем временем тоже нанес удар, но, вынужденный бить через мелкие елки, едва попал в лапу. Зверь яростно заревел от боли, а клинок Эльвира остался воткнутым в снег, и еще сам норвежец был вынужден опереться на него, чтобы не упасть. Одним ударом медведь перебил древко и бросился через кусты, увернувшись от рогатины Селяни. Выбежавший в это время из-за угла избы Стейн увидел только, как бурый ком мелькнул между зелеными елями и исчез за грудой валежника.

— Ранили… — он заметил на изрытом до земли снегу несколько ярких красных пятен.

— Своего посмотри! — Селяня кивнул ему на лежащего Эльвира, а сам махнул рукой парням: — За мной!

Стейн и Торвид торопливо подбежали, взрывая сугробы, к Эльвиру. Тот лежал на спине и вращал глазами. Разорванная в клочья шапка валялась в нескольких шагах, в светлые волосы и бороду норвежца набился снег, но сам он был цел и только оглушен падением.

— Он через меня перескочил! — тараща глаза, бормотал Эльвир, когда Стейн и Торвид пытались его поднять. — Он мне голову оторвал! Посмотрите, фелаги, моя голова где?

— Вон валяется! — Стейн кивнул на его шапку, не зная, то ли ругаться, то ли смеяться. — Кроме головы, все цело? Стоять можешь?

Стоять Эльвир мог. Когда его поставили на ноги, он поднял обрывки шапки и уставился на них, прислонясь к ели.

— Стой здесь! — У Стейна не было времени ждать, пока обалдевший норвежец придет в себя, да и рогатина его лежала сломанная. — Торвид, пошли!

— Я с вами! — За ними торопился Бежан, путаясь в полах слишком длинного поношенного кожуха, оставшегося, похоже, еще от деда. — За Витошкой Будец присмотрит.

Все прочие уже преследовали медведя, и трое отставших пустились за ними. Зверь не зря выбрал это место: остров, на котором никто не бывал, был покрыт густыми зарослями и так плотно завален буреломом, что иногда кучи валежника, запутавшиеся в ветвях, образовывали сплошную стену в человеческий рост — без топора ни шагу не сделать. К тому же сильно мешал глубокий снег, поэтому продвигаться вперед приходилось чуть ли не ползком, по полшага. Хорошо, что следы медведя были отчетливо видны и походили на глубокую широкую борозду, проложенную в сугробах, а кое-где зверь и стену валежника проломил, облегчив путь своим преследователям.

Селяня шел первым, внимательно наблюдая, не свернет ли медвежий след в сторону. За ним пробирались Радобож, потом Смолян, потом Торвид и Стейн, а за ними Бежан. Остальных Селяня послал в обход — Пето повел их к другому спуску на лед озера, по которому медведь мог бы вовсе уйти и затеряться в лесах. Старые следы показывали, что зверь пользовался и этим спуском и проложил там борозду в снегу, облегчавшую передвижение. Вероятно, туда медведь и направлялся, и Селяня велел парням устроить засаду возле спуска. Несколько раз на снегу попадались свежие пятна крови, но, судя по ним, рана была не особенно велика и не сильно мешала зверю.

Стейн внимательно оглядывался, пробираясь вслед за Смоляном. Он знал, что медведь хитер и любит путать след, хотя ему самому еще не приходилось с этим сталкиваться. Несколько человек, прошедших впереди, проложили на снегу почти что дорогу, но все же он уже устал и разгорячился, как и все остальные. Но азарт гнал его вперед, глаза жадно выискивали среди белого снега, темных еловых стволов, черных ветвей и зеленой хвои бурую шевелящуюся тушу врага. С ветром не повезло — он дул в спину, поэтому собаки не могли заранее учуять зверя, а вот он их отлично мог.

И вдруг что-то случилось — сзади. Стейн не успел осознать, то ли звук услышал, то ли его толкнули, но понял одно — за спиной что-то происходит. Уперевшись рогатиной в снег для устойчивости, он развернулся… и увидел ту самую бурую тушу, которую выискивал впереди: голову с широко расставленными ушами, горбатую спину… А из-под туши виднелся затылок с рассыпанными русыми волосами; выброшенная вперед рука без рукавицы, покрасневшая от холода, последним напрасным усилием сжалась в кулак, загребая пальцами снег.

Стейн увидел все это до малейших мелочей — царапину на костяшке пальца, серый край рукава, снежинки в слипшихся, давно не мытых волосах, каждую шерстинку на загривке зверя. Он только не успел осознать, что все это значит, а ноги уже нашли опору, руки поудобнее перехватили рогатину, и он изо всей силы ударил зверя. Метил в шею, но попал в плечо. Зверь заревел, поднялся на задние лапы; невиданная сила вырвала рогатину из рук Стейна, а сам он отшатнулся назад — отскочить не позволял снег. На расстоянии чуть больше вытянутой руки от него стоял оживший ужас — медведь выше человека ростом, окровавленная морда, огромные желтые клыки, маленькие свирепые глазки. Казалось, что время остановилось или еле-еле тянется, даже жаркое вонючее дыхание этой пасти накатывалось медленно, медленно опускались лапы… И туда, под лапу, вошел клинок рогатины, пришедший откуда-то сзади.

Остальные тоже заметили, что происходит, и успели вернуться. Смолян по своему следу, отпихнув с дороги Стейна, а Радобож и Селяня по бокам — им пришлось лезть по колено в нетронутом снегу, и поэтому они немного отстали. Но рогатина Смоляна, вонзившись зверю в грудь, задержала его на необходимые мгновения. Косолапый, продолжая оглушительно реветь, нажал, навалился, клинок погрузился в тушу до самого перекрестья, Смолян под напором отклонился назад и наткнулся на Стейна, а тот, уже опомнившись, поддержал Смоляна и не дал упасть. И в это время Селяня и Радобож вонзили сразу две рогатины в бока медведя. Он еще раз взревел, дернулся вверх, будто хотел подпрыгнуть, но все четверо поднажали, и туша опрокинулась на спину. Стейн, выскочив из-за Смоляна, подобрался к упавшему зверю и стал бить топором по шее и по морде, пока рев не прекратился. Ему казалось, что потребовалось очень много времени.

Но вот медведь затих. Селяня первым вытащил рогатину, махнул двоим другим, которые так и стояли, пригвоздив зверя к затоптанному снегу. Радобож не сразу освободил оружие — клинок застрял в ребрах, да так плотно, что пришлось помогать топором. Но теперь, несмотря на вошедшую в предания живучесть оборотней, медведь был мертв.

Ловцы так и сели прямо на снег, не выпуская, однако, рогатины из рук и не сводя со зверя глаз — а вдруг только притворяется? От разгоряченных парней валил пар, никто пока не вспоминал о потерянных шапках и оброненных рукавицах.

— Шкуру-то как попортили, — наконец выдохнул Смолян.

— А он у нас троих попортил, — бросил Селяня, обернувшись к лежащему на снегу Бежану. Торвид, стоявший там на коленях, поднял глаза и покачал головой. Все было ясно. — Одного — насовсем.

Прочие, оставив медведя, подтянулись к телу. Хитрая зверюга все же сделала петлю, вернулась к своему следу и там залегла. Но то ли медведь успел в самый последний миг, то ли ему тоже надо было отдышаться — он пропустил пятерых и набросился на шестого, шедшего последним. Обрушившись на спину Бежана, он опрокинул того, подмял под себя и перекусил шейные позвонки. Что-то делать было бессмысленно — парень погиб мгновенно. Так они и лежали в трех шагах один от другого — медведь-обротень с острова Йуури и его последняя жертва.