Книга Нью-Йорк - Москва - Любовь - Анна Берсенева

– «Экран и насекомое, бегущее по пляжу, стреляют в голову мою», – прочитала Алиса. – Это что-нибудь означает?

– Скорее всего, нечто концептуальное, – пожал плечами Полиевкт.

– То есть ничего, – кивнула Алиса.

– Я думал, в вашем возрасте и при вашей профессии концептуализм вызывает больше почтения, – засмеялся он. – Ну да Америка невербальная страна. И ваша профессия невербальна. Что вам до стихов?

– До этих – ничего, – усмехнулась Алиса.

Разговор о поэзии происходил, можно сказать, в естественных условиях – в маленьком кафе на Петровке, которое занимало две комнатки круглосуточного книжного магазина. Стеллажи магазина и барная стойка кафе были сделаны из выкрашенных белой краской водочных ящиков, а светильники под низким потолком – из собранных в грозди винных бутылок. Все это смотрелось так же стильно, как приклеенные к столу сигареты, и так же, как в концептуальных сигаретах, во всем этом сквозила чуть большая претензия, чем следовало бы для предположения, будто за всем этим стоит искусство.

– До этих ничего, а до других, значит, что-то? – заинтересовался Полиевкт. – Вы любите поэзию, Алиса?

– Не знаю. В детстве действительно любила, потому что ее любила бабушка. Русскую поэзию, – уточнила она. – Но во взрослом возрасте я и русский язык почти забыла, не то что русские стихи. Поэтому не могу сказать, люблю ли их сейчас.

– Во всяком случае, по-русски вы сейчас говорите блестяще, – заметил Полиевкт. – Лексика, интонации – просто безупречно!

– Я ведь целый год в Москве.

Алисе нравилась необязательность их разговора, и даже чрезмерная концептуальность кафе казалась поэтому вполне приемлемой.

За три месяца, прошедшие после закрытия «Главной улицы», Алиса вообще не занималась ничем обязательным, и это нравилось ей так, что уже начинало вызывать опасения. Общение с Полиевктом, которое стало почти ежедневным, было именно из этого ряда – легких необязательностей.

Когда был дан последний спектакль, все неустойки выплачены, все документы выправлены и все американские актеры улетели домой, Алиса вдруг почувствовала себя так, как чувствовала лишь однажды в детстве.

Ей тогда было одиннадцать лет, и она приехала на летние каникулы из Нью-Йорка в Техас. Хотя техасские ранчо отстояли друг от друга на несколько миль, компания Алисиных ровесников подобралась немаленькая, и ребята, из которых она состояла, проводили вместе целые долгие летние дни. Даже изнурительная жара им не мешала, потому что все они привыкли к жаре с рождения.

Собирались чаще всего у Алисы: она жила в гостевом домике, который стоял в некотором отдалении от большого дома, поэтому взрослые не мешали ребячьей компании. Пользование этим гостевым домиком бабушка Эстер оставила за собой, когда ее дочь вышла замуж за мистера Лейденсена и уехала с внучкой в Нью-Йорк. С тех пор бабушка сдавала ранчо в аренду, но стоящий на отшибе домик был закреплен за Алисой, там она и проводила каждое лето.

Алиса любила Техас и любила свое ранчо, даже теперь, когда на нем хозяйничали арендаторы. Ей всегда было грустно, когда каникулы заканчивались и приходила пора уезжать. Но в то лето расставание с ранчо неожиданно затянулось: за два дня до отъезда Алиса заболела скарлатиной, да так серьезно, что ее пришлось положить в больницу. Уже и учебный год давно начался, и летние друзья разъехались по своим школам, а Алису никак из этой дурацкой больницы не выписывали: врачи опасались какого-то осложнения.

Ей показалось, что прошла целая вечность до того дня, когда бабушка – сразу же, как только Алиса заболела, она прилетела из Нью-Йорка, чтобы навещать ее в больнице, – наконец забрала ее домой. То есть сначала не домой, а в тот самый гостевой домик на ранчо.

Вот в тех-то трех днях, которые она провела в этом домике до отъезда в Нью-Йорк, и была та самая прекрасная необязательность, которой не случалось в Алисиной жизни больше никогда! Тишина, одиночество, и никуда не надо спешить, и не надо делать над собою никакого усилия ни в чем… Алиса бродила вокруг дома, каталась на лошади по окрестностям, вечерами сидела с бабушкой на крылечке под персиковым деревом, и ей казалось, что более прекрасной жизни не бывает на свете.

– Мне жалко уезжать, – сказала она в последний вечер. – Мне… все так правильно, что не хочется уезжать.

Может, Алиса выразила свою мысль по-русски неточно, но бабушка поняла.

– А ты почувствуй вперед, – сказала она. – Хотя бы ненадолго.

– Это как? – удивилась Алиса.

– Очень просто. Почувствуй, как тебе будет, если ты сейчас останешься здесь. Как тебе будет без танцевальной школы, без Бродвея и без того будущего, о котором ты мечтаешь. Почувствовала?

– Мне будет… тоже жалко, – задумчиво проговорила Алиса. – Гораздо сильнее жалко!

– Вот видишь. Значит, сейчас надо сделать решительный шаг и переменить свою жизнь.

– И это всегда так? – с интересом спросила Алиса. – Каждый раз, когда сомневаешься, надо делать решительный шаг и переменять свою жизнь?

– Никакого «каждый раз» не бывает, – усмехнулась бабушка. – Это только в глупых журналах дают советы на все случаи жизни. А на самом деле универсальной подсказки не существует. Каждый раз надо решать заново и как в первый раз.

– И ты каждый раз решала заново?

– Да.

Бабушкин голос прозвучал у Алисы в ушах так отчетливо, будто Эстер сидела рядом с нею за столом, украшенным сигаретной поэмой.

– О ком вы задумались, Алиса? – услышала она голос Полиевкта.

– О бабушке.

Его голос прозвучал неожиданно; она вздрогнула. Полиевкт засмеялся. В его смехе всегда чувствовалось что-то вроде снисходительности, это раздражало, но не слишком.

– Не обижайтесь, – сказал он, хотя она не выказала никакой обиды. – Вы не сказали ничего смешного. Просто ваш ответ полностью укладывается в один психологический тест.

– Какой? – рассеянно поинтересовалась Алиса.

Тесты надоели ей уже в том виде, в каком они были обязательны во время всех экзаменов, что ей приходилось за свою жизнь сдавать. Интересоваться ими в свободное время, из любопытства, казалось ей глупым.

– Очень простой. Тест первой реакции. Если вы задаете человеку вопрос в тот момент, когда он этого не ожидает, то он непременно ответит искренне. Многие утверждения, которые делаются в результате долгих раздумий, легко проверяются с помощью этого несложного приема. Вы, вероятно, любите вашу бабушку?

– Любила – она умерла много лет назад. Хотя вы правы: люблю. В настоящем времени. Я не встретила в своей взрослой жизни человека, которого полюбила бы так же, как в детстве любила ее.

– Ну, это поправимо, – заметил Полиевкт. – Вы молоды, все главные встречи у вас еще впереди.

Алисе показалось, что он произнес эти последние слова с какой-то настороженной интонацией, словно ожидая, что она примется горячо их опровергать. Она промолчала.