Книга Успех и удача - Роберт Фрэнк

Будро и его единомышленники отвергают политику, основанную на статусных соображениях, по той же причине, по которой они не пустили бы в политику, например, деятелей с садистическими наклонностями.

Я понимаю, что у нас есть причины ограждать детей от чувства зависти к успехам ближнего. Однако статусные соображения гораздо менее вызваны чувством зависти, нежели тем простым фактом, что многие существенные жизненные блага распределяются в зависимости от социального положения. Широкие панорамы открываются из окон немногих домов, и имена их будущих владельцев точнее всего определяются их сравнительными доходами.

Еще важнее то, что источником суждений о качестве товаров и услуг – суждений, постоянно стимулирующих потребительский спрос, – является социальный контекст. То, что эта мысль не нашла еще широкого понимания, я выяснил несколько лет назад из разговора за обедом накануне моей лекции. Мы с двумя коллегами по факультету ожидали четвертого участника, который вскоре подкатил к ресторану на новеньком седане Lexus. Когда мы сели за стол, владелец машины без особого повода заявил, что ему безразлично, на чем ездят соседи и коллеги. Поскольку мы с этим джентльменом были давно знакомы и часто беседовали, его слова показались мне вполне искренними.

Я поинтересовался, почему он предпочел седан Lexus более дешевому, но столь же надежному седану Toyota (того же производства). Коллега ответил, что его привлекло качество – такие вещи, как материал внутренней отделки, приятный звук закрытия дверей, и т. д. Особую гордость вызывала работа двигателя, столь тихая и плавная, что инструкция предостерегала водителя от попытки вновь запустить работающий мотор.

Таких привлекательных свойств его прежний автомобиль не имел, пояснил коллега. Тогда я поинтересовался возможной реакцией общества на этот устаревший аппарат, если бы можно было с помощью «машины времени» вернуться на нем в 1935 г. Люди той эпохи, ответил коллега, не раздумывая, были бы восхищены красивым автомобилем с надежной системой управления, роскошной отделкой салона и нереально бесшумным двигателем.

Затем мы прикинули, как могла бы выглядеть математическая модель, формализующая спрос на качественные автомобили. Получалось, что разумная модель предполагает сопоставление характеристик любых автомобилей, доступных покупателю на данной территории. Машины, оцененные в ходе такого сравнения положительно, имели бы в глазах потребителя высокое качество, заслуживающее ценовой премии. Однако эта математическая модель, как мне представляется, была бы, в сущности, идентична модели, основанной на желании потребителя иметь не качество как таковое, а скорее возможность превзойти – или хотя бы оказаться не хуже – своих друзей и соседей.

Очевидно, что эти два – по сути, несовпадающие – желания порождают в нас противоположные субъективные оценки. Требовать качества как такового – значит быть взыскательным покупателем. Стремиться превзойти друзей и соседей – значит демонстрировать пустое и глупое тщеславие.

Я заметил, что эта беседа неожиданно вылилась в более интересный для всех разговор о типах поведения, задаваемого контекстом. Оказалось, что мы охотно обсуждаем поведение, связанное с субъективным восприятием качества, но без энтузиазма говорим о поведении, диктуемом чувством зависти и желанием превзойти ближнего.

Итак, мы можем ввести прогрессивный налог на потребление, не возбуждая этим предосудительных чувств, таких как ревность или зависть. Этот налог является привлекательным по чисто практическим соображениям.

Если мы продолжим нынешний курс, то дальнейший рост неравенства доходов вызовет «каскады расходов», которые превзойдут все, что было до сих пор. Особняки будут становиться все помпезнее, свадебные церемонии – все расточительнее, а семьи будут тратить на это все больше ресурсов, заслуживающих лучшего применения.

Хотя за прогрессивный налог на потребление я выступаю уже многие десятилетия, мы, похоже, к его введению не приближаемся. В самом деле, практически нет шансов, что в этом году Конгресс хотя бы обсудит (не говоря о том, чтобы принять) законопроект о таком налоге. И даже если бы законодатели, к общему удивлению, уже сегодня утвердили прогрессивный налог на потребление, то в настоящий момент было бы разумнее его не принимать.

Причина – в том, что затяжные последствия Великой рецессии удерживают совокупные расходы ниже уровня, необходимого для поддержания занятости для всех, желающих работать. В идеальном мире мы бы отреагировали на этот недостаток, занявшись давно назревшим обновлением устаревшей инфраструктуры. В отсутствие же таких дополнительных вложений, поощрение (пусть даже расточительных) расходов на потребление – это все же лучше, чем ничего. Уже само обещание ввести прогрессивный налог на потребление приведет к дополнительным частным расходам на сотни миллиардов долларов. Строительство больших особняков не сделает богачей счастливее, но создаст рабочие места для безработных архитекторов, каменщиков и плотников.

Вводимый постепенно, по мере возвращения экономики к состоянию полной занятости, прогрессивный налог на потребление изменит со временем структуру национальных расходов. Доля, расходуемая на предметы роскоши, будет постепенно снижаться, а доля, идущая на инвестиции, – постепенно расти. Реализованный таким образом, прогрессивный налог на потребление не уменьшит количества рабочих мест, но лишь изменит структуру задач, выполнить которые общество считает необходимым.

Если прогрессивный налог на потребление столь полезен, то почему он еще не введен? В каком-то смысле мы его ввели, ибо свыше 90 % американцев ограничивают свои сбережения с отложенной выплатой налогов (tax-deferredsavings) потолком, установленным для дополнительных пенсионных счетов. Для этих домохозяйств текущие стимулы к расходованию средств являются в основном такими же, какими бы они были при прогрессивном налоге на потребление. Однако домохозяйства, получающие наивысшие доходы, способны накапливать гораздо больше средств, чем это предусмотрено потолком для дополнительных пенсионных счетов. А поскольку расточительство именно таких домохозяйств провоцирует упомянутые «каскады расходов», то получается, что действующая налоговая система ничем не поощряет сдержанности с их стороны. Таким образом, вопрос «Почему до сих пор полностью не введен прогрессивный налог на потребление?» остается без ответа.

Этот вопрос я обсуждал в разных аудиториях. Корнеллский университет часто приглашает меня выступить перед его бывшими выпускниками по всей стране, и я всегда объясняю, почему переход от прогрессивного подоходного налога к прогрессивному налогу на потребление был бы для каждого наилучшим решением. Отклики участников обсуждения (из которых очень многие регулярно слушают National Public Radio) сводятся к следующему: «Идея весьма привлекательна, но шансы заинтересовать ею консервативную часть общества – практически нулевые».

Эта оценка представляется мне излишне пессимистичной. Время от времени я выступаю перед образованной публикой в американской глубинке, и многие убежденные консерваторы, стоит им выслушать все доводы в пользу прогрессивного налога на потребление, довольно быстро переходят в лагерь его сторонников. (Разумеется, этого легче добиться на форумах выпускников, чем в политических дебатах, где основным форматом общения является обмен тридцатисекундными репликами.)