Книга Муха и влюбленный призрак - Евгений Некрасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я тоже думал, что колодец вырыли уже после Бобрищева, — кивнул Боинг, взваливая доску на плечо. Петька сунулся ему помочь, прошел за Боингом шага два, держась за доску, и отстал.
— Маш, это и есть твоя мысль? Ладно, допустим, раньше в том штреке не было колодца, и Бобрищев мог спокойно там ходить. А мог и не ходить. Почему ты думаешь, что нам надо туда?
Маша показала свою залепленную пластырем руку.
— Я там порезалась бутылочным осколком. А бутылка старинная.
— Пускай Бобрищев попил сельтерской водички и бросил бутылку, — согласился Петька. — По-твоему, это значит, что рядом должен быть клад?
— А клада и нет, — сказала Маша.
— А что же тогда мы ищем?
— Не клад, а склад! Контрабанду. Ямайский ром, китайский чай.
Петька примолк и с обиженным лицом опять схватился за доску. Всем своим видом он показывал: «Вы как хотите, а я ищу не склад, а клад. И найду клад!»
За поворотом показалась знакомая осыпь. Среди камней валялось брошенное Машей бутылочное горлышко.
— Да, таких сейчас не делают, — подтвердил Боинг, тронув горлышко ногой.
— Дай посмотреть, — подлез Петька. — Верняк, старинное! А почему склад здесь, а не дальше, у моря?
— Потому что здесь ближе к дому, — объяснила Маша. — У моря кто-нибудь мог найти его случайно. А три версты под землей, не зная дороги, вряд ли кто пройдет.
Боинг немного сровнял верхушку осыпи и перебросил доску через колодец.
— Шатается. Алентьева, ты самая легкая, иди первой, а я придержу. — Боинг встал на доску коленями и для надежности обхватил ее руками. — Иди. не тяни! Всем посмотреть охота.
Колодец был узкий. Его ничего не стоило бы перепрыгнуть, если бы не осыпающиеся камни по обе стороны. А по доске Маша перешла через него в два шага.
По ту сторону колодца штрек продолжался: те же грязно-белые стены со следами кайла, те же обломки камня под ногами. Через доску перебежал Петька и подтолкнул Машу в спину:
— Ты чего остановилась?
— Мне почему-то казалось, что перейдешь колодец, и там сразу ящики, бочки. А тут... — Маша посветила в глубь штрека, и там, как собачьи глаза ночью, вспыхнуло множество искорок.
Бутылки! Их были сотни. Вот именно — были, а сейчас по всему полу валялись осколки. Изредка попадались и неразбитые бутылки, но все пустые.
— Э, меня забыли! — кричал Боинг, — Ромелла, подержи доску!
Но Петька уже бежал по штреку:
— Вот он, склад! Ребята, здесь кто-то уже был до нас.
Маша наступила на доску, и Боинг перебежал к ней.
— Дорвался, Ромелла, — сплюнул он. — Теперь будет болтать, что он один склад нашел.
— Чай! Бочонок, пустой! Опять чай! — кричал Петька. Луч его фонарика прыгал по стенам, и там было все так, как представляла Маша: и бочки, и ящики с чаем. Только все разоренное, разбитое вдребезги, как будто на складе Бобрищева порезвилась стая обезьян.
Маша не чувствовала разочарования: тайна катакомб разгадана, а в клад ей никогда по-настоящему не верилось. Они с Боингом подошли ближе.
— Смотрите! — Петька совал им шестигранную коробочку из жести, разрисованную пагодами и китайцами с девчачьими косичками. — Больше ста лет ей, а как новенькая!
Боинг взял из раскрытого ящика такую же коробочку, раскрыл и перевернул. На камни упала слежавшаяся зеленая лепешка. Чай давно сожрала плесень, и эта плесень успела погибнуть и сгнить.
— Приятного аппетита! — Боинг пнул ногой ближайший ящик, и оттуда, звеня и разбиваясь, покатились пустые бутылки.
— Не бей, — сказала Маша. — Им все-таки сто лет, может, пригодятся какому-нибудь музею.
— Разве что музею. Потому что в «прием стеклотары» их не возьмут, — заметил практичный второгодник.
Петька азартно ковырял ржавой лопаткой щель в стене:
— Там клад, ребята, чтоб я сдох, клад! Бобрищев был хитрый! Снаружи склад, а за стеной клад.
Боинг обследовал щель, поднеся фонарик вплотную.
— Сдыхай, Ромелла, — это просто трещина... Ну-ка, что у тебя за лопатка?
— Не знаю, на полу валялась.
— Дай, — Боинг отобрал у кладоискателя лопатку. — Саперная. Это солдаты все здесь погромили. В войну, когда в школе был госпиталь.
— Я все-таки поищу золото, — упрямо сказал Петька. — Приду с металлоискателем Евгень Евгеньича и поищу!
Маша покачала головой:
— Поищи, конечно, только знаешь, что Дед говорит? Клады появляются во время войн и революций. Если бы Бобрищев дожил до семнадцатого года, то зашил бы в пояс бриллианты и бежал за границу, а что потяжелее и побольше размером спрятал бы в катакомбах. А так от кого ему было прятать?
Петька вздохнул, прощаясь с мечтой о кладе.
— Ничего, — сказал он, — Бобрищев не один был миллионщиком на Черном море. Я в других местах поищу.
Боинг шарил в остатках контрабанды, надеясь найти что-нибудь полезное в домашнем хозяйстве. Поднял маленький бочонок, постучал — гнилой. Хотел перевернуть еще один ящик, но под Машиным взглядом открыл его осторожно.
— Две бутылки целые, с вином! Слышь, Алентьева, я тебе ничего не подарил, так возьми.
— И мою возьми! — добавил Петька.
— Это почему твою?! Я их нашел!
— Да какая разница! Мы их дарим, и все.
— Зачем мне вино? — стала отказываться Маша.
— Сейчас не надо, а потом пригодится, — запасливый Боинг достал из сумки пакет и уложил в него пыльные бутылки. — Вино от старости не тухнет. Выпьешь на свою свадьбу и нас вспомнишь!
— Да, мы тебя вспомним, Боингуля, — вставил Петька.
И получил от Маши сумкой.
Прощались второпях: Петька и Боинг спешили на урок, Маша — домой, собираться. Она расцеловала мальчишек в перепачканные щеки и оставила им ключ, взяв слово, что к возвращению историка из больницы он будет под гипсовым Сократом. Пока Боинг задвигал на место камни, вынутые из подвальной стены, Петька проводил Машу до черного хода. У него на носу белел нечаянный клоунский мазок мела, а глаза блестели.
— Маш, — вздохнул влюбленный. — Маша!
Уедешь ты. Теперь скажу открыто:
Не знаю я, любил иль не любил.
Но сердце шепчет: «Дурень, упустил!»
Как мало прожито, как много пережито.
— Последнюю строчку ты у кого-то своровал. Я ее уже слышала, — сказала Маша, боясь разреветься.