Книга Индия. История, культура, философия - Стенли Уолперт

Индуистские логики разработали собственную, очень сложную философскую концепцию, называемую ньяя (анализ). Адепты ньяи надеялись достичь освобождения логически, и, возможно, поэтому ньяя привлекала гораздо меньше последователей, чем другие, менее строгие в своих эпистемологических анализах. Пятичленный силлогизм ньяи сложнее своего греческого аналога: чтобы доказать общее утверждение, он требует другого конкретного суждения, например: «Гора в огне». Причина — дым с горы — не вполне достаточна для осторожных индийских мыслителей; поэтому, следует пример: «На кухне, где есть дым, есть и огонь». Теперь можно применить известный пример к случаю горы, заключая: «Следовательно, на горе есть огонь». Гениальные древнеиндийские философы также полагали, что при входе в одну и ту же комнату можно почувствовать как холод, так и тепло, поскольку то, как кто-то чувствует себя в новых условиях, действительно, зависит от атмосферы в том месте, которое он только что покинул. Таким образом, при одной и той же температуре, приходя из более теплой комнаты, кто-то чувствует холод, а приходя из холодной комнаты — тепло.

Четвертая классическая философская система Индии, которую принято сравнивать с нашим «атомистическим» анализом физического мира, называется школа вайшешики (индивидуальных качеств). Вся природа состоит из различных «атомов», каждый из которых является вечным, но соединяется с другими атомами для образования множества различных веществ, которые мы называем материей. Как и санкхья, вайшешика ставит в основу дуализм души, но есть и особое божество — Брахма, он создает атомы, приводит их в движение в начале каждого цикла, а в конце своего «дня», длящегося многие миллионы лет, разрушает путем фрагментации сложных молекулярных структур, разбивая их на первичные блоки атомов. Логики приняли на вооружение эту «атомистическую» школу, традиционно став во главе науки и поддерживая тем самым замечательную древнеиндийскую математическую традицию, в новейшей истории она дает о себе знать лидерством Индии по количеству лауреатов Нобелевской премии в нескольких областях фундаментальных исследований.

Ученики ведической школы Пурва-Мимансака (Первое Исследование) сосредоточились исключительно на изучении ведических гимнов Риг и на восстановлении алтарей сомы, где в древности приносились жертвы Индре, Агни, Варуне и другим ведическим богам. Этот остаточный брахманизм имел некоторое применение как с исторической, так и с лингвистической и этнографической точек зрения, но вряд ли можно было ждать от него новых философских идей. Однако последняя из шести концепций, Веданта (Окончание Вед), оказалась плодотворной в этом отношении, и многие ее школы получили широкое распространение по всему миру. Ведантисты были наиболее яркими и знаменитыми из всех индийских философов, начиная с великого Шанкара, южноиндийского брахмана, который учил, главным образом, в течение первых двух десятилетий IX века. Он разработал свою недуалистическую (Адвайта) школу Веданты, которая затем была развита Свами Вивеканандой, этим «Святым Павлом» Рамакришны и доктором С. Радхакришнаном.

Упанишадский мистицизм был основой учения Шанкары. Ее единственной реальностью был Брахман, трансцендентная универсальная душа, идентичная атману — невидимой человеческой душе. Все, о чем мы думали, все, что видели в мире имен и форм, было майей, иллюзией. Эта великая иллюзия в силу нашего космического невежества обманывала нас, играла с нами и разыгрывала нас. Шанкара развил более ранние упанишадские аргументы, используемые для того чтобы «доказать», что лишь невидимый дух реален и пронизывает вселенную. Мудрый Уддалака так учил своего сына Шветакету.

Подобно тому, дорогой мой, как пчелы, приготовляя мед, собирают соки различных деревьев и делают из них один сок, и эти соки не различают себя там, говоря: «Я — сок этого дерева», «Я — сок того дерева», так же точно и все эти существа, достигнув Сущего, не знают, что «Мы достигли Сущего». Кем они были здесь — тигром, или львом, или волком, или вепрем, или червем, или крылатым насекомым… тем они и становятся вновь. И эта тонкая сущность — основа всего существующего. То — Реальность (Брахман). То — Атман (Душа), Ты — одно с тем (Тат твам асы).

Или возьмем другой пример: «Если бы, дорогой мой, ударили по корню этого большого дерева, оно истекло бы древесным соком, но продолжало жить. Если бы ударили посередине, оно бы тоже истекало, продолжая жить. Если бы ударили по верхушке… будучи проникнуто живым Атманом, оно продолжало стоять». Затем он просит сына «принести сюда плод ньягродхи (смоковницы)», разъять его и отделить одно из семян, спрашивая: «Что ты там видишь?» Сын отвечает: «Ничего, почтенный». Уддалака продолжает: «Поистине, дорогой мой, вот тонкая сущность, которую ты не воспринимаешь… благодаря этой тонкой сущности существует Святая Ньягродха. То — Действительное. То — Атман, Ты — одно с тем, Шветакету».

Затем мудрец велит сыну поместить немного соли в кастрюлю с водой и принести ее ему утром. Он просит сына попробовать воду сначала с одной стороны, затем с другой, а затем из середины, спрашивая каждый раз: «Какая она?» Ответ неизменно: «Соленая». — «Поистине, дорогой, ты не видишь здесь соли, но она здесь есть. И эта тонкая сущность — основа всего существующего. То — Реальность. То — Атман, Ты — одно с тем».

Шанкара стремился снять с глаз своих учеников все завесы, чтобы помочь им осознать единство субъекта и объекта, свое внутреннее и внешнее, общее единство бытия, как душу. Многие рассказы повествуют о его великом учении, в том числе рассказ о медлительном студенте, который долго не мог уяснить смысл изречения Тат твам аси и его отождествления Брахман-атман, пока однажды утром, в миг озарения не понял этого. Вскочив в волнении, студент выбежал на улицу, крича: «Да, я одно с деревьями, с воздухом и небом, я одно с дорогой и птицами». К нему быстро приближался огромный слон, погонщик крикнул: «Убирайся с дороги, дурак!». «Я одно со слоном!» — закричал опьяненный мудростью мальчик, и слон обхватил его за туловище, поднял высоко и больно швырнул вниз на пыльную дорогу. Бедняга, весь в синяках, притащился обратно в хижину своего гуру. «Боже мой, что случилось?» Тот грустно поведал свою историю, сказав в заключение: «Боюсь, я не понимаю изречения Тат твам аси». — «Ты почти понимаешь, — объяснил Шанкара. — Это правда, что ты одно с деревьями, дорогой и слоном, но ты также одно с его погонщиком, и когда он велел тебе убираться с дороги, ты должен был так и сделать».

Подобным образом более поздние ведические мистики, такие как неграмотный Рамакришна, живший в XIX веке в Калькутте, напоминали слушателям: «Ночью на небе вы видите много звезд, но вы не найдете их, когда восходит солнце, можете ли вы сказать, что в небесах днем нет звезд? Так вот… поскольку вы не постигаете Бога в дни своего невежества, не говорите, что Бога нет». Если бы мы «искали Бога», учил Рамакришна, мы должны были бы искать его в нашем брате «человеке». Он использовал упанишадские примеры и аналогии, разумеется, с некоторыми изменениями, отмечая, что хотя люди говорят на разных языках и называют воду различными именами, но то, что они пьют — это одно и то же вещество, и хотя адепты различных религий называют Бога многими именами, он всегда остается единственным Богом. Посланником Рамакришны на Западе был его величайший ученик Свами Вивекананда (1863–1902), он приехал в Чикаго в 1893 году на Всемирный парламент религий и поразил всех своим золотым голосом и ведической мудростью. «Если вы не можете видеть Бога в человеческом обличье, как вы можете видеть его в облаках или на снимках, сделанных из скучной, мертвой материи? — вопрошал он. — Я буду полагать вас верующими с того дня, когда вы увидете Бога в мужчинах и женщинах, и тогда вы поймете, что означает подставить левую щеку тому, кто бьет тебя по правой. Когда вы видите человека как Бога, все, даже тигр, будет благом. Все, что приходит к вам, это лишь Господь, Вечный, Благословенный, являющийся нам в разных формах… наша собственная душа, играющая с нами».