Книга Тайный шифр художника - Олег Рой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Только психу. – Я не мог с ней не согласиться. И Вику мой ответ вдруг неожиданно обрадовал.
– Вот именно – психу! – воскликнула она. – И у меня даже есть подозрение, какому именно. Знаете, когда вы забыли у меня книгу Маньковского, я из любопытства ее просмотрела. И решила, что автор не в своем уме. Вот, сейчас… – Она вытащила из сумки брошюру и пролистала, ища нужное место. Послушайте, что он пишет о разрушительности современного искусства: «Другие произведения искусства, наоборот, связывают ее – имеется в виду, душу, – преграждая естественный для человека путь ввысь. Здесь и далее мы будем называть их «тлетворный артефакт». Эти произведения могут приковать к себе душу, посадить ее на невидимую цепь – мнемопрограмму, которую сам человек не ощущает. Для того чтобы освободить скованную произведением душу, следует механически расчленить, разорвать, а лучше всего сжечь воздействующий на нее рисунок, разрушая тем самым созданные им порочные связи…»
– Ну мало ли, что он мог набредить в книге… – возразил я, но как-то не слишком уверенно.
– Не только в книге, – нахмурилась Вика. – Помните, я рассказывала, как он приходил к нам домой и разговаривал с мамой? Мне он уже тогда показался странным… И – я припомнила – уже тогда гнал какую-то пургу об отрицательной энергии, негативном влиянии, скрытой угрозе и тому подобной ерунде…
Я сосредоточился и попытался вспомнить подробности своей личной встречи с Маньковским. Похож ли он на сумасшедшего, да еще настолько одержимого, способного убивать людей из-за каких-то татуировок? Ну хорошо, пусть не «каких-то», пусть сделанных гениальным художником. Но все равно поверить в подобное было трудно. Хотя… Кто их знает, этих маньяков. Ведь я их никогда в жизни не видел. Только в фильмах, с которых делал копии, а они разлетались, как горячие пирожки. И в этих фильмах, таких как «Попутчик» и «Молчание ягнят», маньяки сначала совсем не походили на сумасшедших. Наоборот, были необыкновенно умны, изобретательны, некоторые даже обаятельны, как Ганибал Лектер…
– Но это что же получается? – проговорил я вслух. – Маньковский настолько одержим своими идеями, что записывает в эти самые «тлетворные артефакты» не только картины, но и живых людей? И уничтожает их?
– Возможно, – предположила Вика, – если он действительно маньяк, то он не отдает себе в этом отчета. Он не видит в Угрюмом и всех остальных людей из плоти и крови, с душой, внутренним миром, мыслями, чувствами и желаниями. Для него они только носители зла, которое надо уничтожить. Уничтожая, он уничтожает только артефакт, а не человека. Ну то есть ему так кажется…
– И все-таки не сходится, Вика… – возразил я, еще немного подумав. – Если картины Апостола, то есть Андрея Зеленцова, уничтожает именно Маньковский, то как объяснить ту, которая висит у него в офисе?
– А у него там есть картина Зеленцова? – снова удивилась Вика.
– Есть. И даже похожая на ту, пострадавшую на выставке, фото которой я сегодня вам показывал.
– И там тоже есть портрет мамы?
– Да.
– Вот бы взглянуть на эту картину!
– Боюсь, это будет затруднительно. Прием у Маньковского стоит сто долларов.
– Ничего себе! – ахнула Вика. – Почти три моих зарплаты. Конечно, мне негде взять такие деньги…
Вздохнув, она замолчала, и я прекрасно понимал, о чем она думает.
– Вика, мне очень жаль, что так получилось с заказчиком… – пробормотал я. – С ними контактировал только Угрюмый, и с его смертью связь прервалась. Но я обещаю вам, что обязательно разыщу этого мецената. В конце концов, я знаю его имя, знаю, когда он был в России… Найти координаты вполне реально. А дальше я уже свяжусь с ним, сообщу о хранящихся у вас работах Зеленцова… Впрочем, это вы можете сделать и сами. В смысле – написать ему.
Вика немного помолчала.
– Вы, возможно, будете считать меня меркантильной, – задумчиво проговорила она после паузы. – Но признаюсь, что ваше предложение меня тогда здорово обрадовало. Столько всего себе нафантазировала… Что бы там ни писали классики о возвышающей силе страданий, в бедности нет ничего возвышенного. Может быть, бедным быть и не стыдно… Но это как зимой без пальто ходить – не столько стыдно, сколько холодно.
Я невесело усмехнулся. Как хорошо я ее понимал…
– Знаете, Грек, не то чтобы я завидовала другим, – продолжала Вика. – Но мне просто обидно. Зависть и обида – это ведь разные чувства? Я не хочу, чтобы другим было плохо, но я хочу, чтобы и мне было не хуже. Почему я, к примеру, не могу себе позволить съездить на выходные в Петербург? По музеям походить или просто по городу погулять – он ведь сам весь сплошной музей. Я это знаю, хоть и ни разу там не была. И стоит-то такая поездка не так уж дорого – а мне не по карману. И я решила, что как получу деньги – так первым делом махну в Санкт-Петербург. – Она грустно улыбнулась. – Но правду говорят, что загад не бывает богат. С неба на меня ничего не свалится, придется решать свои проблемы по-другому. Я очень люблю свою работу в театре, но, видимо, все-таки придется ее сменить. Другие же как-то устраиваются! Кто-то челноком за границу ездит, кто-то «Гербалайфом» торгует… Две мои подруги на фирмах работают, говорят, не так сложно туда попасть, надо только английский и компьютер знать. А английский у меня хороший, только вот компьютера я никогда еще в глаза не видела, только в кино…
– У нас на работе есть компьютеры, могу вас научить, – спешно предложил я. – Но и с рисунками Зеленцова еще не все потеряно…
Однако на этот раз Вика, похоже, меня уже не слушала, думала о чем-то своем. А потом вдруг спросила:
– Скажите, а остальные зэки… сокамерники этого вашего Угрюмого… Что с ними? Они живы?
– Да вроде… – Я несколько опешил от такой резкой смены темы. – Четверо еще в полном порядке. Один в монахи подался, другой куда-то на Урал, еще двое живут в вашем любимом Санкт-Петербурге.
– И они ничего не знают?
Я пожал плечами:
– Понятия не имею. Может, и знают. Если смотрят телевизор и читают газеты, то могут и узнать. Плюс у них, в криминальном мире, своя система связи хорошо налажена, этакое своеобразное сарафанное радио. Угрюмый несколько раз об этом говорил. Мол, я бы и без тебя мог узнать про корешей, по своим каналам, да светиться не хотел. Да и заказчик требовал официальных документов, а не просто информации на словах.
– Все равно, наверное, стоит их предупредить, – решила Вика. – Чтобы были осторожнее. Кто бы ни был этот маньяк, он в любую минуту может добраться и до них.
– Я что-нибудь придумаю, – пообещал я.
Вика взглянула на часы и ахнула.
– Ой, уже так поздно! Мне ж на работе голову оторвут!
И заторопилась, подхватила свою сумочку, цветы и вскочила со скамейки. Я еле сумел задержать ее еще на полминуты, чтобы Вика, наконец, все-таки записала номера моих телефонов. Что было приятно – она сразу внесла их в записную книжку, а не черканула где-то на листочке, которые обычно так легко теряются.