Книга Неизвестный террорист - Ричард Фланаган

Она никуда не хотела заглядывать, но раз уж здесь оказалась – слушает, рассматривает что-то и ни о чем не думает, – то это, пожалуй, было бы весьма приятной отсрочкой обязательного дальнейшего «приватного шоу», и она утвердительно кивнула. Моретти и раньше показывал ей разные и порой довольно странные коллекции: деревянные ассирийские таблички с вырезанным на них именем владельца; мумии египетских кошек; яйца птиц, давно не встречающихся в природе. Чаще всего это вызывало у нее скуку и раздражение, но сегодня она в кои-то веки была ему благодарна за возможность отвлечься от собственных мыслей.

На верхней крышке шкафа стоял резной деревянный слоник, и Моретти попросил Куколку подать ему эту фигурку. Взяв слоника маленькими ручками, он приподнял ему хобот, и под хоботом оказался тайничок, в котором лежал ключ от шкафа. Моретти подал и слоника, и ключ Куколке и попросил ее отпереть дверцу шкафа.

Внутри оказалась дюжина узких ящичков. Кресло Моретти заскрипело, и он, подъехав поближе, выдвинул один из них, а затем извлек из него пожелтевший от времени листок бумаги с напечатанным на нем иностранным текстом.

– В наше время даже ты, должно быть, сочла бы это комичным, – сказал Моретти. – Это официальное письмо из тайной полиции Сталина, написанное в 1937 году и сообщающее некой женщине, что ее муж приговорен к десяти годам заключения без права переписки. Подобный приговор мог означать только одно: его попросту расстреляли во время всеобщей политической чистки. – Моретти усмехнулся. – Остроумные они были ребята, эти старые чекисты.

Затем из другого ящичка в нижнем ряду он вытащил что-то вроде мачете, лезвие которого было покрыто какими-то темными значками, и сказал, что этот нож из Руанды. А из ящика в среднем ряду была извлечена старая проржавевшая жестянка, на которой был изображен череп и на желтом фоне выцветшей красной краской было написано: «Циклон-Б».

– А выглядит как албанская томатная паста! – снова усмехнулся Моретти.

Похоже, он чувствовал себя по-настоящему счастливым, роясь в экспонатах этого маленького музея человеческой подлости, и каждая вещь по-своему забавляла и даже восхищала его. Он напоминал Куколке ребенка, заново открывшего ящик с забытыми старыми игрушками. В шкафу у него хранились весьма странные сувениры, напоминавшие о резне и геноциде в разных уголках земли. В Камбодже. В Гватемале. В Китае. А пара сношенных башмаков, как он уверял Куколку, были из массового захоронения армян, шедших на смерть в 1916 году.

Моретти, по всей видимости, возбуждала мысль о том, что этот мир может быть и отвратительно злобным, и удивительно прекрасным; казалось, ему не хватает этих армянских изношенных башмаков, банки из-под газа «Циклон-Б» и мачете, окрашенного кровью множества африканцев, чтобы вся та красота, которую он собрал в своем доме, могла засиять в полную силу. Моретти считал, что в его заветном шкафу собраны людские деяния. А предметы искусства были тем, что людям дарили боги, – дивными откровениями, понять которые дано лишь немногим избранным.

Через некоторое время Куколке стало ясно: показ образчиков «человеческой комедии», собранных в шкафу, вот-вот завершится и сейчас прозвучит тот финальный аккорд, который Моретти сочтет в данном случае подходящим.

– Выдвини вон тот ящик на самом верху, – велел он Куколке. – Я хочу показать тебе еще одну, последнюю вещицу. Кстати, это единственная вещь, имеющая отношение к механике, которую я когда-либо включал в свою коллекцию.

Куколка выдвинула ящик и подала ему. Внутри на красном бархате лежал вполне современного вида черный пистолет.

– На самом деле, в этом пистолете нет ничего особенного, – сказал Моретти, – кроме связанной с ним чудесной истории. Это стандартное оружие НАТО, девятимиллиметровая итальянская «беретта». И принадлежала она одному немцу из натовского подразделения, защищавшего Сребреницу, город боснийских мусульман. – И Моретти велел Куколке: – Вынь его, попробуй, каков он в руке.

Она положила пистолет на ладонь, точно чашечку цветка; ей не хотелось, чтобы ее пальцы даже случайно оказались рядом со спусковым крючком. Она никогда еще не держала в руках огнестрельное оружие. И никаких особых чувств у нее это не вызвало.

– Сербы потребовали, чтобы немцы сдали оружие и убрались оттуда. Немцы согласились, сдали оружие, в том числе и этот вот пистолет… – Моретти своими крошечными ручками взял у Куколки пистолет, – …а потом ушли.

Она, не отрываясь, смотрела на Фрэнка Моретти, который держал пистолет так, как это делают герои боевиков, – обеими руками. И целился в картину Миро – прямо в того человека, который проглотил солнце.

– Мне, в общем-то, на все это плевать. Какой-то народ с непроизносимым названием, какая-то ужасная страна… Тут главное, опять же, – поступки людей. Но мне нравится история пистолета, вот я его и храню.

Куколка растерянно смотрела то на него, то на пистолет, ожидая очередной, как всегда странной концовки.

– Итак, немцы ушли, а сербы убили в Сребренице восемь тысяч гражданских лиц, оставшихся без защиты, – сказал Моретти. – Эта «беретта» была предназначена для того, чтобы защитить тех людей, но с этой целью ею так и не воспользовались. – Он засмеялся. – Неплохая история, верно? И вот еще что интересно: три тысячи американцев умирают, и это меняет ход истории. Восемь с половиной тысяч мусульман умирают, и это забыто.

А затем Моретти, почему-то решив, что Куколка «береттой» заинтересовалась, стал учить ее пользоваться пистолетом. При этом он все сильней приходил в возбуждение, и голос его становился все более пронзительным, порой срываясь чуть ли не на визг.

– Это вот предохранитель. Флажковый, с двух сторон – очень удобно, годится для обеих рук. Кстати, в магазине по-прежнему сохранились все те пятнадцать патронов, из Сребреницы. Я специально их там оставил – мне кажется, это существенная часть его собственной истории. Так, теперь смотри: я снял его с предохранителя, и он готов к бою. Не бойся! А теперь я снова поставил его на предохранитель. «Беретта», впрочем, особой точностью не обладает, так что тебе, например, пришлось бы подойти к цели совсем близко, не дальше нескольких метров, чтобы уж точно в нее попасть.

И Моретти, сжав пистолет в слабой маленькой ручке, прицелился – на этот раз в собственное отражение в зеркале. Из веерообразного окна над входной дверью у него за спиной падали яркие солнечные лучи, и Моретти с пистолетом в руке, окутанный этим светоносным сиянием, был похож на рисунок чудовища, изображенного на одной из Максовых коробок со «смертельно опасными» игрушками: то ли какой-то воинственный робот, то ли просто фрик.

– Но, вообще-то, убить из него очень даже можно! – сказал Моретти. – Хотя, когда надо было защищать мусульман, из него ни в кого так и не выстрелили. – И он снова засмеялся. Потом его рука с пистолетом устало опустилась на колени, и он вернул пистолет Куколке. Та с глубоким вздохом облегчения положила «беретту» в ящик, сунула все в шкаф, заперла дверцу и спрятала ключ от шкафа под хобот слоника.

42

В библиотеке, как всегда, звучал Шопен. Куколка, совершенно ничего не понимавшая в классической музыке, знала, что это ноктюрн фа минор – Фрэнк Моретти и об этом ей постоянно напоминал.