Книга Сердце в опилках - Владимир Кулаков

Он повернулся и медленно пошёл, унося с собой крепкий запах одеколона, своё прошлое и позвякивающих немых свидетелей боевых подвигов тех огненных лет…

…Анна Александровна встретила Захарыча радостно, с почтительностью и нескрываемым удивлением. Педагоги в учительской его тоже рассматривали, как доисторическое ископаемое: «циркач», награды, стойкий запах лошадей, давно вышедший из моды «тройной», детское смущение крепкого старика, его ручищи — всё это вызывало в них смешанные чувства, как если бы сейчас перед ними оказался какой-нибудь переодетый в современное рыцарь из средней эпохи или княжич-воин древней Руси.

Стрельцов совсем потерялся от такого внимания. Он то и дело поправлял галстук, потел, пил предложенную воду, покряхтывал и прятал глаза. Вёл себя так, словно его собирались ругать всем педсоветом.

Анна Александровна взяла слово:

— Уважаемый Никита Захарович! Мы поздравляем Вас с замечательным внуком! — учительница тоже волновалась перед этим заслуженным человеком, теребила платочек, то и дело листала классный журнал, стараясь ничего не упустить. Все её заготовленные слова куда-то улетучились с появлением этого необычного старика. — Это удивительный мальчик, мы таких редко встречаем: способный, дисциплинированный, воспитанный!.. — Анна Александровна никак не могла найти нужных слов, злилась на себя за банальность сказанного. Педагоги дружно поддакивали, кивая головами. Вдруг Пашкина учительница всхлипнула и открыла его тетрадь с сочинением.

— Ой! Посмотрите, что он написал о Вас по теме: «Что такое любовь?..»

Захарыч открыл тетрадь бережно, словно великую ценность. Голубая обложка трепетала в его руках крылом мотылька. Он силился вдуматься в смысл написанного и никак не мог сосредоточиться пока не прочитал своё имя. Он словно услышал Пашкин голос. В сочинении тот называл Захарыча дедом, родным человеком, учителем, дарящим не только животным, но и людям самое ценное на земле — Любовь! И так у Пашки стройно всё получалось, что Захарыч удивился — откуда у молодого парня такой грамотный язык и понимание жизни? Но самое главное, что ударило в сердце, — Пашка то и дело называл Захарыча — «мой дед!..»

Учителя что-то громко и дружно советовали по поводу окончания Пашкой школы год за два, дальнейшее поступление в институты гуманитарного профиля. Сетовали на отставания в «точных» науках. И всё время хвалили, хвалили!..

…Захарыч шёл по улице глупо улыбаясь и часто похихикивая. Мир ликовал бездонным синим небом, которое вдруг захотелось обнять. Стрельцов, как пацан, поддал ногой собранную кучку жёлтых листьев. Другую схватил в охапку и подбросил вверх. Осень салютом осыпала его с головы до ног. Теперь листья лежали на плечах старого солдата золотыми генеральскими погонами. Медали звякали в ритм движений медным парадным маршем.

— Я его дед! Я его дед! — радостно напевал он только что придуманную песню с каким-то непонятным мотивом и постоянно повторяющимися, одними и теми же, словами. Захарыч с затаённой радостью прикоснулся к пиджаку, где во внутреннем кармане, напротив сердца, сложенная вдвое, лежала драгоценная тетрадка с Пашкиным сочинением. Учителя подарили её «родному деду» на память.

— Я его дед! — громко сообщил Стрельцов проходящей мимо парочке, и вдруг подпрыгнул козлом. Парень с девушкой, с удивлением и улыбкой смотрели вслед «подгулявшему» ветерану. Им было невдомёк, что сегодня в этом мире одним счастливым стало больше…

Глава тридцатая

«Уважаемые артисты программы! Завтра в 17.00 в „красном уголке“ цирка состоится общее собрание. Явка всех строго обязательно!» — прочитал на «авизовке» Рыжов-старший.

— Анатолич, что за «пожар»?

Инспектор, вешая следующий приказ, коротко объяснил вопрошающему:

— Отмена разнарядок пришла, остальное на собрании…

…Директор цирка восседал за столом, как самовар во время семейного чаепития — такой же гладкий, блестящий, важный и пузатый. Собрание гудело потревоженным ульем. Кто-то знал о чём пойдёт речь и нетерпеливо ёрзал, кто-то расспрашивал, кто-то зубоскалил и втихую пускал «уток» о присвоении тому-то и тому-то почётных званий, мол, сам видел «правительственную» — готовьте банкет!..

Народу пришло много. Так плотно артисты собирались только перед парадом во время представления, но там царил иной дух.

Слово взял директор. Он поздравил всех с удачными гастролями, поблагодарил за отличные показатели по количеству зрителей и финансовым сборам. Что-то ещё говорил о планах партии и правительства, чего говорить директору было привычно, но скучно, и уж тем более было скучно слушать людям, имеющим собственные творческие планы, о которых партия и правительство даже не догадывались. Директор, отрапортовав, и сославшись на дела, толстой мышкой шмыгнул за дверь.

Далее собрание продолжил «закулисный директор» — инспектор манежа. Александр Анатольевич взял слово. Гул тут же стих. Повисла звенящая тишина. Люди вытянули лица во внимании. В руках инспектор держал приказы Главка.

— Скажу коротко и своими словами. Остальное прочтёте на авизовке. Не знаю, кого-то это обрадует, кого-то нет… Олег Попов, который должен был вас здесь менять, завис в Бельгии. Там продлили гастроли. Отсюда — корректировка. Все главковские разнарядки, которые вы получили, отменяются. По окончании гастролей, все остаются на вынужденном простое здесь. Ждём полторы недели, затем вновь продолжаем. Заканчиваем 15 января. Так что встретим новый год вместе. Получится, что вы тут отработаете две программы кряду!..

Прожить в таком городе почти полгода — об этом трудно было даже мечтать! Это, конечно, была удача, хотя и случайная.

Что тут началось! Кто-то кричал «ура»! Кто-то сетовал, что сорвали разнарядку и теперь он не соединится с женой, с которой вот уже полтора года ездят по разным городам: «Семья рушится, а им — хрен по деревне!..»

— Трахай других, что остальные не люди! — Котова была в своём репертуаре.

— Я уже месяц писем не получаю, дозвониться не могу, там что-то с женой случилось!

— Ага! Там несчастный случай на производстве — мужиком её придавило!..

Взрыв хохота!

— Да ну вас, Людмила Тимофеевна! Никакого понимания и сочувствия!

— Не рыдай, приходи ночью, Лёшка подвинется, я тебе «посочувствую»…

Рыжов-старший, в свою очередь, шуточно выказывая недовольство, тоже «возмущался»:

— Ну, вот, только стиральную машину упаковал, опять её тащи в гостиницу!..

— А ты на сыночка погрузи, тот допрёт! У него уже «домкрат» в штанах — грузовик поднимет!..

Радостный хохот и общее приподнятое настроение от хорошей новости делали комнату для официальных собраний уютной и какой-то домашней. Было ощущение, что собрались родственники, не видевшиеся многие годы.

— Слава богу! Пашка поучится спокойно лишних два месяца, да и конюшню на переезд лишний раз дёргать не придётся! — обрадовался Захарыч.