Книга Все наладится! - Дженнифер Чиаверини

Габриэль всегда выпивал на вечеринках – не больше, чем остальные, но наркотиков избегал, и Грейс казалось, что все в норме. Только начав жить вместе, она обратила внимание, как часто муж балуется спиртным. Поначалу он выпивал пару-тройку банок после занятий, да еще одну перед сном, чтобы расслабиться. Потом он пристрастился выпивать за обедом, шутливо оправдываясь: мол, нужно подкрепиться перед проверкой тетрадей безмозглых студентов. Грейс выразила опасение, что его научный руководитель не одобрит такой подход, но тут Габриэль неожиданно вспылил:

– Да он постоянно ко мне придирается по пустякам! Расист несчастный!

В конце семестра преподаватели выставили оценки, и научный руководитель вызвал его на беседу. Домой Габриэль вернулся в ярости. Выяснилось, что он приобрел репутацию недисциплинированного и ненадежного человека. Никто не подвергал сомнению его интеллектуальные способности, но ему не хватало серьезности и ответственного отношения к работе. Разумеется, Габриэль во всем винил руководителя, Грейс – алкоголь.

Узнав о беременности, Грейс приложила все усилия, чтобы покончить с пьянством мужа, и Габриэль начал срывать зло на ней. Каким-то образом ему удалось получить степень магистра; к великому изумлению Грейс, его даже приняли в докторантуру. Вот теперь-то он точно бросит пить и сосредоточится на семье и работе, решила она. Но не тут-то было: возросшая учебная нагрузка вынудила Габриэля все чаще искать расслабления на дне бутылки. Через три месяца он бросил учебу.

Ему удалось устроиться преподавателем истории в местную школу. Судя по всему, горечь разочарования слегка его отрезвила: в течение двух лет Габриэль ограничивался домашними возлияниями по вечерам, отключаясь перед телевизором. По утрам он вставал, брился и уходил на работу; большего Грейс и не ждала. Она все еще любила его и научилась принимать таким, какой есть, хотя представляла себе замужнюю жизнь несколько иначе.

Однажды ей позвонил директор школы и сообщил, что Габриэль заболел и его нужно забрать домой. Приехав, Грейс нашла мужа в пустом классе без сознания; от него разило спиртным. Директор молча помог довести его до машины; Грейс готова была провалиться со стыда.

Через несколько дней Габриэля уволили; конечно же он снова списал это на расистские выпады.

– У тебя всегда кто-то виноват! – в сердцах выпалила Грейс. – Только ты один ни при чем – ты и твоя выпивка!

Муж злобно зыркнул на нее и отвернулся.

Больше он не пытался искать работу. Иногда уходил куда-то по утрам, а к ее возвращению уже валялся на диване в отключке. Они почти не разговаривали, и Грейс боялась оставить с ним дочку. Ночевали тоже отдельно, к ее немалому облегчению: таинство любви давно уже превратилось в неловкую возню под одеялом, чаще всего оканчивающуюся ничем. Ей было страшно одиноко. Сестры явно догадывались о чем-то, но не спрашивали, щадя ее гордость, а сама она считала неприличным выносить семейные проблемы на всеобщее обозрение.

Все решил случай.

Той ночью Грейс проснулась от едкого запаха дыма, спустилась вниз и обомлела: гостиная была охвачена пламенем.

– Габриэль! – закричала она, подбежала к дивану и принялась трясти мужа, пытаясь разбудить. Кое-как вытащив его во двор и бросив бесчувственное тело на лужайку, Грейс вернулась в дом, но было поздно – огонь уже распространялся по коридору.

В отчаянии Грейс выбежала из дома, бросилась к окну детской и попыталась открыть, однако рама не поддавалась. В панике оглядевшись по сторонам, она споткнулась о садовый стул, не помня себя, схватила его и кинула в окно.

Дальше все было как в тумане. В ушах стоял рев пламени, пожирающего дом, глаза резало от слез и едкого дыма… Прибыли пожарные; кто-то набросил на плечи одеяло; маленькая Джастина, всхлипывая, уткнулась ей в грудь.

Когда от дома остались лишь тлеющие угольки, к ней подошел санитар, чтобы осмотреть ее раны. Все еще в трансе, Грейс судорожно вцепилась в Джастину – еле уговорили передать ребенка соседке.

– У нее многочисленные порезы и осколки стекла в ранах – надо везти в больницу, – сказал санитар. Только тут она почувствовала острую боль в руках и в ногах, влажных от крови.

Их приютила Хелен, старшая сестра Грейс. Через пару дней объявили результаты расследования: Габриэль заснул и уронил зажженную сигарету, отчего загорелись занавески. В каком-то смысле им даже повезло: если бы окурок упал на диван, поролон вспыхнул бы моментально, и они не успели бы выбраться.

– Да уж, повезло… – пробормотал Габриэль и вышел.

Не выдержав пристального взгляда Хелен, Грейс разрыдалась и призналась во всем. Выслушав до конца, сестра резюмировала:

– Если бы твоя дочь вчера погибла, виноват был бы он. Если она погибнет завтра, виновата будешь ты.

Когда Габриэль, спотыкаясь, вернулся из паба, дверь ему не открыли. Хелен вышла лишь на минуту, чтобы передать письмо от Грейс, полное боли и любви: она просила его не возвращаться до тех пор, пока он не перестанет пить.

Габриэль пытался ее переубедить, но Грейс держалась твердо благодаря поддержке сестры. Она уже и забыла, каково это: просыпаться по утрам и не бояться предстоящего дня, спокойно ходить по дому, не отворачиваясь при виде пьяного тела на диване. Когда Джастина спрашивала, где папа, Грейс отвечала, что он скоро вернется.

Она искренне в это верила.

В гостях у бабушки Робби придирчиво отобрал на огороде две большие тыквы – одну для себя, вторую для мамы. Предвкушая увлекательный вечер, они вернулись домой и обнаружили на крыльце коробку.

– Ой, что это? – удивился Робби.

– Похоже, посылка.

Не успела Меган выключить мотор, как сын выскочил из машины и кинулся к загадочной коробке.

– Смотри, это мне! – воскликнул он, прочитав адрес. – Из Орегона… От папы!

– Здорово! – отозвалась Меган, пряча изумление.

Забрав из машины тыквы, она вышла на кухню, где Робби нетерпеливо вскрывал посылку. Вдруг он замер, и радостная улыбка сползла с его личика.

– Что такое, малыш? – встревожилась Меган и заглянула в коробку. Там оказалось имбирное печенье в форме привидений, тыкв и кошек, украшенных глазурью; все было тщательно упаковано и разложено с большой заботой.

– Это не папа, – бесцветным голосом констатировал Робби. – Это она послала.

– Откуда ты знаешь, может, он их купил? – Меган достала из коробки оранжевый конверт. – Смотри, тут еще письмо.

Робби нехотя разорвал конверт, прочел открытку и швырнул обратно.

– Я же говорил – от нее!

– Робби… – начала было Меган, но сын, поджав губы, выбежал из кухни; вскоре наверху хлопнула дверь детской. С упавшим сердцем она достала из коробки праздничную открытку с веселым стишком. На обратной стороне круглым почерком Джины было написано: «С любовью от папы и Джины».

Меган в нерешительности опустилась на стул. Даже открытку не смог подписать! Ну что ему стоило потратить какую-то несчастную минуту! Лучше бы Джина вообще ничего не посылала… Вздохнув, она вложила открытку в конверт и собрала с пола обертку, затем достала из коробки симпатичное привидение, поднялась наверх и постучала в дверь. Ответа не последовало.