Книга Офицерская баллада - Тимур Максютов

Жена уже троих родила – двое, мальчики, не дожили и до двух лет. Слабенькие были. Врач приходил в юрту, ругался: мол, холодно, грязно. Питаетесь плохо – вот жена и не может нормально выкормить, вот и мрут дети. Ему легко говорить. А как инвалиду заработать? Хамба в детстве с коня упал, повредил ногу. Она и не выросла с тех пор – высохла вся.

Только с самодельным костылем ковылять, и то еле-еле. В скотоводческую бригаду Хамбу не взяли – там работа тяжелая круглый год, не для калеки.

Потому и перевезли юрту в Сумбэр: все-таки город, хоть и небольшой. Пенсию по инвалидности платят, но совсем маленькую, не прожить. А жене тоже работу не найти. Она головой слабая. Вдруг закатит глаза, упадет, в судорогах бьется. Другая бы за Хамбу и не пошла.

Так и мыкаются. Год назад жена доченьку родила. Сама чуть не умерла, плохая совсем стала… А дочка пока что живая, слава богам. Хамба ей очень хорошее имя дал – Гоецэцэг, «Красивый Цветок». Пальчики тонкие, как лепестки цветка; кожа нежная, белая, как лунный свет. Пахнет слаще, чем горный мед (один раз Хамба пробовал, запомнил на всю жизнь).

Хамба себе работу сам нашел. Ходит в русский гарнизон, пустые бутылки по квартирам собирает, потом в Сумбэре сдает. Русские богато живут: чуть вещь порвалась или поломалась – выбрасывают. Правда, не всегда везет: то патруль поймает, то какой-нибудь пьяный русский с лестницы спустит. Не со зла, просто шутит так. Но жить можно.

А когда Цаган Сар – надо барана покупать, резать. Делать хороший стол, много есть вкусного – тогда и боги обрадуются, будут весь год помогать. Хамбе всего одного от них надо – чтобы доченька жила. Она его узнаёт, улыбается. Лопочет что-то на своем волшебном, недоступном взрослым языке. Не ходит только. Слабенькая. Ничего, подрастет – пойдет на двух крепких ножках. Не будет, как отец, на одной култыхать.

Хамба, когда про дочку вспоминает, – улыбается во весь щербатый рот. Так, улыбаясь, доковылял до третьего этажа, в дверь позвонил. Открыл очень большой человек – красивый, толстый, потный, в синих трусах и в майке, обтягивающей огромное пузо. Хамба уважительно руки сложил на груди, закивал, радуясь чужому здоровью. Попросил:

– Кампан, пустой бутылка есть? Бутылка давай!

Русский глаза выпучил, заорал, как верблюд перед случкой, – громко и противно:

– А-а-а, достали вы уже! Какого хрена бродите, уроды? Кто в гарнизон пустил?

Схватил одной рукой Хамбу за шиворот халата, в прихожую легко втащил. В монголе веса – как в некрупном баране. Но ворот все равно у халата затрещал и оторвался. Старенький совсем халат, ветхий.

Хамба упал, костыль уронил, мешок с бутылками уронил. Пытается встать, а не может – толстяк на полу халата наступил босой огромной ногой в рыжих волосах. Схватил телефон и что-то начал в трубку кричать. Хамба русский язык плохо понимает, но одно слово точно узнал. Начал умолять:

– Кампан, патруль не надо! Бутылка пустой не надо! Хамба идет, совсем идет.

Из комнаты красивая женщина выглянула – медноволосая, зеленоглазая, грустная. Сказала:

– Коля, ну что ты этого несчастного туземца мучаешь? Отпусти его, честное слово! Видишь – он с палочкой. Инвалид, наверное.

Но большой человек жену не послушал. Отдал Хамбу патрулю. А патруль собранные бутылки отобрал, подзатыльников надавал и монгольскую милицию вызвал.

Вот где теперь деньги найти? Денег нет – барана нет. Голодными останутся Хамба с женой. Богам радости не будет. Придут, заглянут в нищую юрту, плюнут и уйдут.

* * *

Доржи, злясь, крутил баранку. Вызов дежурного по советскому гарнизону за очередным нарушителем случился совсем не вовремя. Капитану милиции и своих дел хватало по горло. Из Улан-Батора на усиление приехала тройка офицеров из Министерства общественной безопасности. События в Чойренском аймаке, нападение на пекинский поезд переполошили начальников. Вот теперь столичные специалисты землю роют, китайских шпионов ищут. Как русские войска по тревоге поднялись и внезапно в степь ушли – агентура южного соседа оживилась. Двух аратов задержали под Сайн-Шандом. Спешили границу перейти, при них – записи: сколько и куда танков и машин из русского гарнизона ушли. Мелкими сошками оказались, ничего важного на допросе не сообщили. Правда, один из гостей в доверительном разговоре шепнул: это все проблемы советские, Монголии не особо касаются. Трещит советско-монгольская дружба по всем швам…

Словом, не до помоечных попрошаек сейчас, есть задачи посерьезнее. Да делать нечего – реагировать надо. Доржи к русскому контрольно-пропускному пункту подъехал. Издали уже увидел скрюченную фигурку в окружении высоких солдат. Опять Хамба-хромой, тьфу ты!

Двигатель не стал глушить. Вылез из «газика», хмуро выслушал русского офицера. Забрал у него рапорт, заднюю дверцу распахнул, помог инвалиду в машину забраться (советским в голову не пришло помочь). Собирался уже уезжать – кто-то деликатно тронул за рукав:

– Товарищ! Вы – монгольский милиционер Доржи?

Оглянулся – стоит женщина. Вроде нестарая, но лицо некрасивое, измученное. Как из сырого теста лицо. Сама толстая, неловкая. И – горем от нее пахнет.

– Вам чего нужно? – раздраженно спросил, – я капитан Доржи.

– Насчет прапорщика Вязьмина хочу спросить, – сказала женщина. Помолчала, через силу продолжила: – вернее, его могилы. Где он похоронен?

– А вы ему кто, жена? – милиционер удивился про себя: никаких запросов по поводу места захоронения или просьб о выдаче тела не поступало – этой что тогда нужно?

– Я. Да. Как бы. Гражданская жена, – женщина говорила с трудом, будто выдавливая слова, – меня зовут Галя.

– Сожительница, короче, – зло сказал Доржи. – Извините, но могу отвечать только на запросы ваших официальных представителей.

Женщина внезапно завыла – сухо, без слез, и от этого еще страшнее. Тяжело рухнула на колени, обхватила ноги Доржи:

– Где он? Где мой Петенька родненький? Хоть могилку его покажите – поплачу на могилке!

Растерянный капитан отлепил женщину, поднял. Прикрикнул:

– А ну, прекратите мне тут! – посмотрел на советских у КПП: те глядели на происходящее с интересом, брезгливо улыбаясь. Распахнул переднюю дверцу. – Садитесь, отвезу в наше отделение. Там решим, что с вами делать.

Вполуха слушая благодарности, развернулся и поехал в Сумбэр. Галина сбивчиво рассказывала про заблудившегося своего Петю, про то, что ему одному пришлось отвечать за все, а начальники опять чистенькими остались. И еще монгол этот, змей-искуситель…

– Чего-чего? Какой монгол? – спросил Доржи.

– Не знаю я. Какой-то монгол из Сумбэра, – всхлипнула Галя, – с ним Петя торговал.

– Спекулировал, – уточнил капитан, – причем не только контрабандой, но и оружием. А какие начальники чистенькими остались?

Галя заплакала тихо, в мятый платок. Потом прошептала: