Книга Система (сборник) - Александр Саркисов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шел третий месяц ремонта, стояли у причала Щецинской сточни ремонтовой на острове Грифия. Судно напоминало человека на операционном столе, распанаханного неумелым хирургом. Сто пятьдесят метров в длину и девятнадцать в ширину мертвого железа, заставленного лесами, опутанного кабелями, в шрамах от сварки, и еще непонятно, когда работники верфи вдохнут в него жизнь.
Был выходной день, на судне, кроме вахты, практически никого не было. Командир уехал в город, оставив обеспечивающим помощника, капитан-лейтенанта Морева.
Морев валялся на койке, изнывая от безделья. В отпуск его не отпустили, судьба в лице командира ему явно благопрепятствовала. Не хотелось ни спать, ни читать. Скука беспросветная. Скорее бы вернулся доктор, майор Качалов, он должен был привезти из города пиво. После нашей родной «разбавляйки» польское пиво казалось божественным. Вечером они собирались посидеть на троих, Серега Голик обещал притаранить бутылку свежевыгнанного самогона. Они любили иногда посидеть, потрепаться допоздна, вот так просто без всякого повода. Правда, был один нюансик, омрачающий такие мероприятия: доктор пил пиво исключительно с сыром. Да в общем-то и хрен бы с ним, если б сыр был российский или пошехонский. Сан Саныч любил камамбер. Человека незакаленного могло и стошнить, это было сочетание запахов дерьма, нестиранных носков и дохлой крысы. Доктора запах бодрил и возбуждал, он говорил, что ему это напоминает запах гангрены.
Размышления прервал резкий треск телефона.
– Слушаю, Морев.
Докладывал дежурный:
– Тут с соседнего парохода к доктору на прием пришла женщина, а его нет. Что делать?
План созрел мгновенно.
– Через пять минут проводи ее в амбулаторию.
Перепрыгивая с трапа на трап, Морев рванул вниз к санитарному блоку. Заскочив в амбулаторию, он быстро надел белый халат, напялил для солидности докторские очки, повесил на шею стетоскоп и сел за рабочий стол. Он уже представлял себе выражение лица Качалова, когда он увидит его в белом халате, консультирующим пациента. Это должно было стать розыгрышем года. Мореву почему-то казалось, что пациенткой обязательно окажется ветеранша камбузного движения с ожогом, порезом или какой-нибудь мозолью. Он осмотрелся: на столе лежал тонометр, было пустовато, чего-то не хватало. Сняв с полки том Медицинской энциклопедии, он открыл его наугад. Это был раздел «Гинекология». В ожидании пациентки он начал читать: «Аднексит – воспаление придатков матки, при котором…». В дверь постучали.
– Да, да, войдите!
Дверь открылась, и в амбулаторию, скромно потупившись, вошла интересная женщина лет тридцати пяти в полном расцвете сил. Морев на секунду растерялся, но, взяв себя в руки, предложил пациентке сесть.
Открыв амбулаторный журнал, тоном бывалого доктора он начал задавать вопросы:
– Фамилия, имя, отчество? Сколько полных лет? Где и кем работаете? Что беспокоит?
– Вы знаете, доктор, болит голова, тяжело дышать и сильная слабость.
– Давайте-ка померяем давление.
Через докторские очки столбик ртути в тонометре казался батоном докторской колбасы. Морев внимательно следил за его нервными подергиваниями.
– Ну что ж, давление хорошее, вот градусник, давайте измерим температурку.
Температура оказалась высокой – 38,2.
Морев начал нервничать: где же Качалов? Он давно должен был появиться. Моревские познания в медицине уже закончились. Пауза затягивалась. Пациентка вывела его из задумчивого состояния:
– Доктор, может быть, легкие послушаете?
– Да, да, обязательно, сейчас послушаем, – неуверенно ответил Морев.
Нужно отметить, что труженицы морей рассматривают поход на другое судно не иначе как выход в свет и одевают все самое лучшее, вплоть до украшений и нижнего белья.
Сняв блузку и аккуратно положив ее на кушетку, она повернулась к Мореву. Затянутая в лиф пышная грудь пациентки полыхнула в него, как прожектор.
Оцепенев, выпучив глаза, он, словно в столбняке, не мог пошевелиться. Очки начали медленно запотевать. Не в силах больше это выносить, севшим голосом Морев просипел:
– Повернитесь, пожалуйста, спиной.
Надев стетоскоп, он дрожащей рукой приложил мембрану к спине.
– Дышите!
Неожиданно распахнулась дверь, и в амбулаторию с криком влетел Голик.
– Сколько вас ждать, у меня уже все…
Не успев завершить фразу, он уткнулся носом в главный калибр пациентки. От неожиданности Серега присел.
– Ух еб!
Видимо, выразив этим возгласом восхищение, пятясь, он ретировался.
Морев продолжал прослушивать легкие.
– Не дышите! Дышите!
Рука опускалась все ниже, ситуация накалялась.
Наконец, звякая пивными бутылками, появился доктор Качалов. Оценив ситуацию, он прошел в операционную и закрыл за собой дверь. Становилось непонятно, кто вообще кого подкалывает.
Морев усадил пациентку на кушетку.
– Мне не нравится ваш хрип. Сейчас вас посмотрит старший доктор.
Морев зашел в операционную, Качалов сиял от счастья, наконец у него появилась возможность отомстить за бесконечные подшучивания и розыгрыши. Осматривать даму он не собирался.
– Доктор, твою мать! Ты клятву Гиппократа давал? У тетки температура 38,2!
Этот аргумент сдвинул его с места, Качалов понял, что нужно вмешаться.
Осмотрев пациентку, доктор поставил диагноз, выписал лекарства и, решив напоследок добить Морева, произнес:
– Пока я заполню вашу карточку, молодой доктор сделает вам укольчик.
Протянув Мореву шприц с лекарством, радостный Качалов сел за рабочий стол. Конечно, Морев представлял, как делают уколы, но сам не делал этого ни разу. Отступать было некуда, и он решился. Склонившись над задом пациентки, он явственно ощутил дыхание мартена. Вытерев пот со лба и протерев зад проспиртованной ваткой, Морев занес шприц и зажмурился. Дальше все получилось само собой.
Поблагодарив, пациентка ушла к себе на судно. Сидя на кушетке, Морев отпотевал, наблюдая за радостным доктором. Второй раз таким счастливым он видел Качалова, когда у того родился сын.
Если для кого-то лето – время отпусков, то для гидрографов – разгар полевых работ. Полевые работы – вещь серьезная, ответственная. К ним готовились, их планировали, их согласовывали. Велись они и на море, и на берегу, а ответственным офицерам выдавалось удостоверение с фотографией, большой круглой печатью и подписью начальника штаба Черноморского флота, в котором всем представителям Советской власти на местах предписывалось оказывать всестороннее содействие предъявителю.