Книга Киноклуб - Крейг Маклей

Теперь же большинство студий в среднем выпускает от восьми до десяти картин в год. Для дистрибьюторов все настолько зависит от того, какими будут кассовые сборы в первые выходные после премьеры, что больше одного-двух фильмов в неделю в широкий прокат не выпускают – чтобы не перебивали друг у друга зрителей. А если удивляетесь, почему маленький стаканчик попкорна стоит целых пятнадцать баксов, причина проста: на самом фильме кинотеатр почти ничего не зарабатывает. В первые, основные несколько недель девяносто процентов дохода от проката достаются дистрибьютору.

Удивляетесь, откуда при таких условиях вообще берутся качественные фильмы? Большинство из них сняты благодаря независимым источникам финансирования. Деньги собирают с миру по нитке, где только могут. Когда Сэм Рэйми снимал «Зловещих мертвецов», большую часть денег предоставили богатые голливудские дантисты, уклонявшиеся от уплаты налогов благодаря очень удобному «налоговому убежищу». В таких случаях проект зависит от большого количества самых разных инвесторов, кто-то из которых может в любой момент передумать или обанкротиться. В результате проект приходится или закрывать, или замораживать на неопределенный срок.

Именно такая судьба постигла первую попытку снять фильм по моей книге. Одним из инвесторов оказался турецкий валютный спекулянт, который подался в бега сразу после того, как арестовали его финансового директора. Бедолага пытался продать целый склад автоматов АК-47 китайского производства трем незнакомцам, отрекомендовавшимся представителями Центрально-Африканской Республики. Однако позже выяснилось, что все трое – сотрудники ЦРУ. В прекрасном мире искусства такие истории давно уже никого не удивляют.

Новый режиссер Фрэнсис Жирол предложила встретиться у меня дома. Как объяснил по телефону ее представитель, чтобы лучше понять, что я за человек. Мол, по квартире сразу будет видно, что я собой представляю. Так и тянуло ответить, что, если и впрямь хочет узнать меня лучше, пусть приезжает в редакцию «Крика Вильгельма». Говорят: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Что ж, пусть попробует. В редакции на данный момент проживают несостоявшийся самоубийца, раньше работавший актуарием, а теперь сменивший профессию и отчаянно борющийся за роль трупа в телесериале, и недавно обанкротившийся греческий плейбой, которого разыскивает полиция. А уж к каким выводам придет Фрэнсис Жирол, когда взгляду ее предстанут двадцать два чучела грызунов в костюмах супергероев, даже не берусь предположить.

В любом случае решение я уже принял: в съемочном процессе, до какого бы этапа он ни дошел, собираюсь быть задействован как можно меньше.

Кстати, вынужден признаться: сначала почему-то думал, что Фрэнсис Жирол женщина. Но личная встреча сразу показала, что я глубоко заблуждался на ее – то есть на его – счет. Наверное, такое впечатление у меня сложилось, потому что в первом фильме с большой глубиной и психологизмом рассказывалось об отношениях двух молодых лесбиянок. Раньше мне казалось, что снять на такую сложную тему что-то непошлое может только один мужчина – Расс Мейер.

Услышав звонок в дверь, бегу открывать. На пороге моей квартиры с клипбордом в руках стоит девушка с коротко подстриженными и торчащими в разные стороны черными волосами. На вид лет восемнадцати, не больше. Ожидал увидеть женщину постарше, однако постарался скрыть удивление.

– Добрый вечер, мадам Жирол, – приветствую гостью я, стараясь пустить в ход свое лучшее французское произношение. Результаты, надо признаться, не впечатляют.

– Нет, – бросает девушка и, игнорируя мою протянутую руку, широким и быстрым шагом входит в квартиру. – Я личный ассистент мистера Жирола. Меня зовут Аннетт, но в его присутствии вы должны обращаться ко мне «Эдит».

Последнее заявление настолько ошарашивает, что так и застываю в дверях с вытянутой рукой. Фамилию режиссера девушка произносит еще хуже, чем я, – в ее исполнении получается похоже на жевательную резинку «Дирол». Этого тоже никак не ожидал. Оборачиваюсь и вижу, что Аннетт-Эдит все такой же решительной поступью направляется в сторону моей кухни, где принимается деловито открывать и закрывать шкафчики. Потом подходит к холодильнику.

– В квартире ведь нет сырого мяса? – строго интересуется девица, заглядывая в морозильник.

– Что, простите?.. – растерянно переспрашиваю я, наконец отходя от порога и закрывая входную дверь. Впрочем, не уверен, насколько разумно оставаться с этой особой в замкнутом пространстве.

– Мистер Жирол – радикальный воинствующий веган, – объявляет Аннетт-Эдит, открывая коробку с остатками лапши «Ло Мейн» и подозрительно принюхиваясь.

– Это как?.. – растерянно – и чуть испуганно – уточняю я.

– Мистер Жирол не только отказывается носить и употреблять в пищу все, что имеет животное происхождение, но и не желает входить в помещения, где находятся продукты такого рода.

С этими словами Аннетт-Эдит швыряет лапшу, куриные крылышки и полпакета молока в прозрачный пластиковый пакет, который только что достала из сумки.

– Вы что творите? – возмущаюсь я и через всю кухню кидаюсь к ней в надежде, что нахалку удастся остановить. – Выбрасываете мои продукты!

– Отметьте нужные пункты в этой форме, и студия возместит все убытки, – мимоходом бросает Аннетт-Эдит, оставив на столешнице какую-то анкету и переходя в гостиную. Там ее взгляд сразу останавливается на развешанных по стенам черно-белых фотографиях ночных улиц Торонто. Баловался, когда еще занимался журналистикой. В основном снимки сделаны при использовании длительной выдержки. Конечно, в экспонаты Художественной галереи Онтарио фотографии не годятся, однако мне они нравятся.

– Вы что себе позволяете? – продолжаю возмущаться я. – Врываетесь в чужой дом, выкидываете чужую еду!

– Это все надо снять, – указывает на снимки Аннетт-Эдит. – У мистера Жирола фобия – не выносит черно-белых изображений. Можете их куда-нибудь убрать?

– Нет, – категорично заявляю я. – Хоть пальцем притронетесь, звоню в полицию!

Ассистентка окидывает гостиную долгим взглядом.

– Думаю, можно посадить его в кресло рядом с дверью. Оттуда фотографий не видно. Есть в доме куклы? Мягкие игрушки?

– А если есть, то что?

Аннетт-Эдит только фыркает, видимо давая понять, что это требование не такое строгое, как предыдущие.

– Хорошо. А теперь перечислю основные правила.

– Основные правила? – ошарашенно переспрашиваю я. – У меня встреча не с президентом Канады, а с режиссером, который снял всего один фильм!

– Ни в коем случае не дотрагивайтесь до мистера Жирола, случайно либо намеренно, – невозмутимо продолжает Аннетт-Эдит. – Если он сам дотронется до вас, это нормально, но ни в коем случае не отвечайте на его прикосновения и не инициируйте телесный контакт.

– Будьте спокойны, никаких телесных контактов. Только прикоснется, пальцы переломаю, – мрачно обещаю я.

– Иногда мистер Жирол может использовать в речи незнакомые вам слова, и некоторые, вероятно, покажутся странными, – не удостоив меня ответом, тараторит дальше ассистентка. – Видите ли, сейчас он работает над созданием собственного языка, некоторые слова и выражения которого уже сейчас включает в повседневный обиход. Вы не должны задавать вопросы или высказывать какие-либо комментарии по поводу фраз, смысл которых вам неясен. Пожалуйста, постарайтесь сделать вид, будто понимаете, о чем речь.