Книга Артистка - Юлия Монакова

Вика принялась взахлёб рассказывать ему обо всём, что с ней произошло. Она старалась не заострять особого внимания на Белецком, упоминая о нём нарочито вскользь, в контексте всей киногруппы, но, чем дольше продолжался её рассказ, тем подозрительнее смотрел на неё Фунтик. Взгляд его становился всё более пытливым, как у прокурора, и наконец, не выдержав, он перебил её:

– О, Боже… Ты что, влюбилась в Белецкого?!

Вика осеклась, споткнулась и густо залилась краской.

– А что… это так очевидно? – спросила она виновато.

– Дурында, да у тебя это на лбу написано, ты бы посмотрела на своё лицо, когда говоришь о нём!

– Блин, – выругалась Вика. – Наверное, надо себя как-то контролировать…

– Что у вас с ним было? – встревоженно продолжал расспросы Фунтик.

– Ничего… – Она развела руками. – Ну, правда, ничего особенного! Он только поцеловал меня один раз. По пьяни. В шутку…

– Силён мужик, – вздохнул Фунтик, – если тебя так накрыло от одного только поцелуя, что ты улетела…

– Меня накрыло раньше. Если честно – то с самого первого взгляда, – призналась Вика: помирать, так с музыкой. – Это было… как удар грома, вот так – бах!

– Плохо дело, – констатировал Фунтик уныло. – А Стрельников не догадывается?

– Не знаю… Хочется верить, что нет. – Вика поёжилась, представив, что сказал бы Данила, узнав о её безумном наваждении.

– Ну, тогда… тогда у тебя только один выход: забыть о Белецком. Лето кончилось, всё прошло. Вернее – ничего и не было, – заявил Фунтик. – Так лучше для всех вас.

У Вики тоскливо ёкнуло в груди при слове «забыть».

– А может… – начала она робко.

– Не может! – решительно перебил он её.

– Но, Фунтик!.. – запротестовала она. – Ничто в этом мире не случайно. Всё посылается нам для чего-то… Зачем мы с ним встретились? Зачем всё это было? А что, если это – судьба?

– Ты как будто играешь в дешёвом «мыле», – покачал головой Фунтик и, возведя очи к небу, насмешливо протянул: – Ах, наша встрэча не случа-а-айна!.. Ах, он моя судьба-а-а!..

– Не юродствуй, – обиделась Вика. – Я, между прочим, абсолютно серьёзно спрашиваю. Ну… не просто же так всё это! У нас с Александром столько общего! Мы так похожи!..

– К примеру? – уточнил Фунтик недоверчиво.

– Ну, например… мы оба без ума от Чехова! – выпалила она торжествующе.

Фунтик захохотал.

– Охренеть, как оригинально! Только ты и он – одни в целом мире, а остальные миллионы поклонников таланта русского классика тут вовсе ни при чём.

– Ну вот, – расстроилась Вика, – взял и всё опошлил…

– Вичка, да пойми ты. – Он остановил её посреди улицы, взял за руку и развернул лицом к себе. – Я желаю тебе добра и очень хочу, чтобы ты была счастлива. Белецкий – это путь в никуда. Это сладкая манящая иллюзия, которая неизбежно завершится крахом. Я просто боюсь за тебя! Не хочу, чтобы тебя зашибло обломками… собственного сердца, – договорил он серьёзно.

Она осторожно высвободила свою руку и сказала мягко, но решительно:

– Спасибо тебе, милый. Но о своём сердце я позабочусь как-нибудь сама… если ты не против.

В середине октября Мастеру исполнилось шестьдесят пять лет.

Весь Викин курс посвятил подготовке к юбилею не одну неделю. Они сделали настоящую концертную программу, причём держали всё в строжайшей тайне от Михальченко, оставаясь в институте допоздна, репетируя и споря до изнеможения… Общественность тоже не осталась равнодушной к праздничной дате – в те дни Алексея Яковлевича нарасхват приглашали во всевозможные телевизионные шоу и радиопрограммы, а также брали интервью для газет и журналов. В одном из ток-шоу принимали участие бывшие ученики Мастера, ставшие популярными и знаменитыми на всю страну. В числе прочих на программу позвали и Данилу Стрельникова, и он сказал о юбиляре проникновенную, тёплую и трогательную речь.

Однако самым большим и приятным сюрпризом для Михальченко стал, несомненно, концерт, подготовленный его первокурсниками. Он не ожидал от них такой душевной отдачи, поскольку ребята недавно принялись работать вместе и ещё не совсем притёрлись друг к другу, а также к своему педагогу. Викин курс продемонстрировал все свои таланты, втиснутые в рамки одного часа: они разыгрывали комические сценки, декламировали стихи, пели под гитару столь любимые Алексеем Яковлевичем романсы…

– Спасибо вам, ребята! – повторял растроганный Мастер, прижимая руку к сердцу, и глаза его блестели. – Спасибо, дорогие мои… Послушайте, а поедемте ко мне? – вдруг предложил он. – Так не хочется расставаться сегодня!

И все студенты, конечно же, с восторгом согласились.

Ехали весело, с песнями и смехом, заполнив собою целый трамвайный вагон. По окнам снаружи стекали капли дождя, переливающиеся в свете фонарей, а при каждой остановке в распахнутые двери врывался запах палых намокших листьев… В Москву пришла осень.

Так Вика оказалась в гостеприимном и уютном доме Мастера во второй раз.

– Ксюша, знакомься, это – мой курс, – весело отрекомендовал жене своих учеников Михальченко.

Супруга, прекрасно воспитанная и умеющая владеть собой, не повела даже бровью, словно принимать толпу из пары десятков человек у себя в квартире было для неё обыденным и привычным делом.

– Добро пожаловать! – радушно пригласила она всех в гостиную и немного растерянно добавила: – Лёшенька, что же нам делать, я уже отпустила Дуню сегодня, у неё выходной…

– Да что же мы, безрукие-безногие?! – весело отозвался Мастер. – Сами себя обслужить не сможем?

– Сможем! – весело заревели студенты.

Подготовка к импровизированному банкету закипела. Девочки принялись чистить картошку и резать салатики; мальчишки помогали расставить стол, чтобы он стал шире. Ксения накинула плащ и заявила, что сходит в ближайший магазин за вином: «У нас, конечно, в баре есть пара бутылок, но их на всех явно не хватит…»

Дочка Михальченко – белобрысая и подвижная, как мартышка, девятилетняя Анюта – была в полном восторге от такого внезапного наплыва гостей и принимала самое деятельное участие в подготовке к застолью. Она помыла фрукты, красиво разложила их на блюде, а затем старательно нарезала колбасу и сыр, при этом отчаянно стреляя глазками в красавчика Никиту Берестова.

– Моя ты помощница! – растроганный Михальченко прижал дочку к себе и поцеловал в макушку.

Та картошка, пожаренная в ночи, показалась Вике самым восхитительным на свете лакомством – потому что она имела вкус счастья… И снова были песни под гитару, хором и соло; девочки и Ксения пили вино, мальчики с Мастером – коньяк, ну, а маленькой Анюте, конечно же, налили в бокал свежего сока.

– А я вас помню, – негромко сказала жена Мастера, обращаясь к Вике. – Вы были у нас летом вместе с Данечкой… Правильно?