Книга Жена немецкого офицера - Сюзан Дворкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это продолжалось несколько часов.
«Нет, мир слишком нестабилен, – возражала я. – Что, если тебя отправят на фронт и ты погибнешь в бою?»
Вернер только рассмеялся. «Меня никогда не отправят на фронт! Я наполовину слепой!»
«А что, если разбомбят госпиталь Красного креста и я умру?»
«А что, если тебя отправят в какой-нибудь другой госпиталь, и в тебя влюбится какой-нибудь солдат, и я тебя потеряю? Я этого не переживу! Я этого не вынесу!»
«Прекрати, Вернер…»
«Расскажи о своем отце».
Он был убежденным евреем, и если бы он только услышал, что я гуляю по музеям с такими, как ты, он бы убил меня, а потом снова умер от сердечного приступа.
«Расскажи о своей матери».
Она в Польше, куда ее отправил твой мерзкий фюрер.
«Расскажи о своих сестрах».
Они в Палестине, вместе с англичанами сражаются с вашей армией. И да поможет им Господь.
«А твои дяди, тети, двоюродные сестры и братья? Бывшие ухажеры?»
Исчезли. Возможно, мертвы. Ушли в такое глубокое подполье, скрываясь от чумы нацизма, что с тем же успехом могут быть и мертвы.
«Я люблю тебя. Я не отступлюсь».
Нет, нет, оставь меня в покое. Уезжай. Мне стольких нужно защитить. Кристль. Фрау Доктор. Пепи. Тебя.
«Ты! – воскликнула я. – Я не могу выйти замуж за тебя!»
Rassenschande: преступное смешение рас.
«Но почему? Господи, Грета, ты что, помолвлена с кем-то другим? Неужели ты украла мое сердце и не рассказала мне об этом? Этого не может быть!»
У него был глубоко расстроенный вид. Мысль, что я не хочу быть с ним, сильно его ранила. Я знала эту боль: я сама пережила такую же. Я бросилась ему на шею и прошептала в самое ухо:
«Я не могу выйти за тебя замуж, потому что я еврейка! Мои документы – поддельные! Венское гестапо объявило меня в розыск!»
Вернер словно врос в землю. Он отодвинул меня от себя. Я бессильно болталась в его руках.
Его лицо посуровело. Глаза сузились, рот сжался.
«Ах ты лгунья, – сказал он. – Ты меня обманула».
Он был мрачен, словно эсэсовец с картины Краузе.
Идиотка, подумала я. Ты подписала себе смертный приговор. Я уже ждала, когда на мою голову опустится меч брекерского полубога. Я уже видела, как разливается по мраморному полу моя кровь, слышала, как стучат в дверь Кристль.
«Ну что ж, мы квиты, – сказал Вернер. – Я соврал, что разведен, а ты наврала, что арийка. Мы квиты, так давай уже поженимся». Он нежно меня обнял и поцеловал.
Кажется, со мной тогда случилась небольшая истерика.
«Ты просто безумец! Мы не можем быть вместе. Они обо всем узнают».
«Но как? Ты собираешься еще кому-нибудь рассказывать о своей тайне?»
«С этим нельзя шутить, Вернер, все это очень серьезно. Ты, возможно, не понимаешь, но за отношения со мной тебя могут арестовать. Меня и моих друзей казнят, а тебя отправят в один из этих кошмарных лагерей. Как ты не боишься? Ты должен бояться!»
Он только смеялся. Я видела, как его тело болтается в нацистской петле – как болталось тело француза, который полюбил еврейку из трудового лагеря, а Вернер, хохоча, на руках нес меня в залу, полную золотых пейзажей.
Я и по сей день не знаю, откуда в Вернере Феттере была эта невероятная храбрость, когда его соотечественники были такими трусами.
«На самом деле мне двадцать восемь, а не двадцать один», – призналась я.
«Прекрасно. Это хорошо, в двадцать один выходить замуж еще рановато».
Вернер остановился в нише рядом с бюстом Гитлера.
«У тебя все получается так же вкусно, как торт, который ты прислала на мой день рождения?»
Клянусь, сказать «да» меня заставил дух мамы, всегда приходившей мне на помощь в вопросах хозяйства.
Разумеется, это была откровенная ложь. Таким уж человеком был Вернер Феттер: я могла признаться ему, что я еврейка, хотя мы были в самом сердце нацистского государства, но не могла не соврать, когда он спросил, хорошо ли я готовлю.
«Возвращайся в Бранденбург, – прошептала я. – Забудь обо мне. Я ничего от тебя не потребую».
В Бранденбург Вернер вернулся, но так и не передумал. Видите ли, он уже успел принять решение, а в таких случаях сопротивляться ему было бесполезно.
Вы спросите, не боялась ли я, что Вернер донесет на меня, что в дверь к фрау Герль постучатся гестаповцы. Нет, об этом я даже не думала. Я доверяла Вернеру. Честное слово, я совершенно не знаю, почему. Возможно, просто потому, что выбора у меня не было.
Вернер прислал несколько телеграмм, в которых сообщил, что договорился с женой своего приятеля. Ее звали Хильде Шлегель, и она приглашала меня к себе на время, пока развод еще не окончен.
Я боялась этих страстных телеграмм: из-за них мной могли заинтересоваться в СС. Я боялась, что назначение из Красного креста отправит меня в Польшу, и для выезда мне понадобится внутренний паспорт – конечно, нечего было и думать о том, чтобы пытаться его получить. Я боялась, что, оставшись у фрау Герль, привлеку внимание Гестапо. А ведь у моей хозяйки уже были неприятности с режимом. Я понимала, что с Вернером я буду в безопасности – я стану достойной домохозяйкой, женой члена партии и сотрудника компании, которая производила самолеты, сбрасывающие на Лондон бомбы. Вернер был не последним человеком. Ему доверяли, на него полагались. Конечно, быть женой такого человека гораздо безопаснее, чем быть одной.
Узнав, что я помолвлена с Вернером, Пепи разозлился. Как я могла так поступить? Как я могла вообще подумать о том, чтобы выйти замуж не за еврея? «Подумай, что сказал бы об этом твой отец! – возмущался он. – Подумай о том, как сильно я тебя люблю!»
К сожалению, к тому времени я успела на горьком опыте узнать, как сильно он меня любил. Когда я вернулась в Вену, сделал ли Пепи что-нибудь для того, чтобы я хоть одну ночь спала спокойно? Его мать, со всеми ее связями – хоть чашку чая она мне предложила? Между прочим, когда Пепи узнал, что о нем сказала фрау Доктор – что он принадлежит мне, потому что мы с ним спали вместе – он наотрез отказался с ней разговаривать! Эта чудесная женщина так мне помогла – она могла бы помочь и ему, но он даже спасибо ей не сказал, не пожелал даже с ней встретиться. Он мог бы убежать вместе со мной из страны, когда война еще не началась. Мы бы давно жили в Англии, мы могли бы строить в Израиле новую страну, и этот кошмар бы нас не коснулся. Но нет! Пепи, конечно, не мог уехать, не мог покинуть свою чертову матушку-расистку! Вот как сильно он меня любил!
А в Мюнхене я встретила бесстрашного и очаровательного белого рыцаря. С ним меня ждала не только безопасность, но и любовь. Ну конечно, я пошла с ним. И благодарила Господа за такую удачу.