Книга Возвращение блудного сына - Александр Омельянюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– «Да я уж его выбросил! А ты сам ей об этом скажи, когда придёт!».
Платон сразу утром, после доклада начальнице получив от неё карт-бланш, посадил бедолагу через решётку на форточку, с которой тот, к счастью, сам спрыгнул на улицу.
Он тут же доложил об этом Надежде, которая с возгласом облегчения пыталась очистить и свою совесть:
– «Ну, слава Богу! Мы его и так спасли и вылечили!» – начала она было оправдывать своё предательство.
– «Как говориться, подобрали, обогрели и… обобрали!» – пытался Платон шуткой сначала не дать ей этого почувствовать.
– «Да ну, тебя! Скажешь тоже! Ведь голуби не могут жить без стаи! Ему с ними будет лучше!» – продолжала очищать свою совесть Надежда.
– «Так он же летать не может?!» – удивился такой логике Алексей.
– «Может! Ещё как может! Вон он как запрыгивал к Платону на стол!» – попыталась оправдаться начальница, будто бы уличённая подчинёнными в чёрствости.
– «Да, да! Он даже через форточку сам с радостью сиганул!» – попытался выручить Надежду Платон, заодно пытаясь оправдать и себя.
– «Да отмучится он быстрее! Собаки съедят!» – выдал сокровенное, и добавил перца во всеобщее обсуждение, Иван Гаврилович.
И уже к концу дня их опасения в принципе подтвердились. Переходя двор, голубь погиб под колёсами отъезжающей машины.
От такой новости от Алексея Надежда Сергеевна не выдержала, и убежала на второй этаж поплакать.
– «Да-а! А курицы тоже бывают кандидатами наук!?» – сокрушённо бросил вслед скрывшейся Иван Гаврилович.
– «Да, ладно!» – оборвал того Алексей.
Но жизнь шла своим чередом.
В метро периодически молодые нищие козлики перескакивали через турникеты, а состоявшиеся по жизни и успешные в жизни самодовольные пожилые, даже старые, козлы своим самолюбованием иногда тормозили толпу при входе на эскалатор.
Да! У каждого в жизни своё место, свой черёд! – сам себе мудро заметил писатель.
Но Платон был оптимистом и никогда не унывал. А жизнь брала своё!
Заканчивался золотой октябрь – середина золотой осени!
Ну, как можно унывать, даже осенью, когда кругом такая красота?! – рассуждал поэт, тут же записывая:
Прохладный солнечный октябрь.
Шуршит опавшая листва.
И с голубого небосвода
Светило смотрит на меня.
От Солнца я, невольно жмурясь,
Вокруг себя бросаю взгляд.
И, красотой вокруг любуясь,
Пишу я строчки невпопад.
Прошёл Покровским вот бульваром.
Дошёл до Чистых я прудов.
Здесь хлопоты людей недаром:
Мой город и к зиме готов.
В пруду ещё ночуют утки.
Фонтаны (там, где аист) бьют.
Пройдут всего возможно сутки,
И их к зиме уже запрут.
С газонов всех листву убрали.
И на скамьях уж не сидят.
Но ходят по бульвару пары.
Прохожие на них глядят.
И вспоминают здесь былое,
Как сами были молоды.
Да! Было время! И какое?!
Вдвоём гуляли у воды.
Стихи друг другу тут читали,
И целовались до утра.
С компанией своей гуляли,
Но только редко, иногда.
Проходят дни, проходят годы,
Проходят целые века.
Но, презирая все невзгоды,
Любовь здесь будет навсегда!
И «Чистые пруды» навеки
Пребудут символом любви!
За чистоту люблю я… реки!
Люблю златые октябри!
Да! Платон любил их, впрочем, как и многое другое! Он вообще ко всем людям, их словам, делам и поступкам всегда относился с теоретическим пониманием; ко всему в жизни происходящему относился сугубо практически, с аналитически философским спокойствием; в общем, всегда был добрым и любвеобильным человеком.
Даже по отношению к своей сестре – лицемерной богомолке Анастасии он был терпим.
В телефонном разговоре она как-то удивила Платона. На вопрос своей знакомой, не скучно ли Насте жить одной в двухкомнатной квартире, та с достоинством ответила:
– «Ну, что ты?! Мне одной хорошо, причём всегда! Никто не мешает, никто с тобой не спорит, не расстраивает тебя! Да ведь и духовно богатому человеку никогда не бывает скучно с самим собой!».
– «Да уж! Вариться в собственном соку тебе лучше – всегда можно спокойно поговорить с умным человеком!» – в ответ тогда съязвил Платон.
А ведь и мне частенько тоже приходиться вариться в собственном соку! – не без самоиронии подумал Платон – Вон, когда сочиняешь и пишешь, то практически не с кем и посоветоваться-то!
И он снова сел за очередную свою «нетленку», на это раз про текущий ноябрь:
Смахнув листву с деревьев, осень,
Когда всю силу набрала,
Местами снегом сделав проседь,
С собой к зиме нас позвала.
Мы ж не торопимся к заносам.
И не торопится она.
Пока зиму оставив с носом,
Вершит осенние дела.
Средь дымку – Солнца лишь каёмка.
И в инее с утра трава.
На крышах – белая позёмка.
На лужах днём не видно льда.
Течёт ноябрьская осень.
Текут, как дни, мои года.
Уж седина сменила проседь.
Готовиться к зиме пора.
Любую я люблю погоду!
Люблю я все свои года!
На мельницу не лью я воду
Судьбы-злодейки никогда.
А подчиняюсь только зову.
Да! Зову сердца своего!
Вершу судьбы своей основу –
Основу кредо моего.
И в ноябре работать можно.
И даже в зимнем декабре.
Спокойно, только осторожно,
На радость людям и себе!
А планы…. Это грандиозно!
Успеть бы сделать все дела!?
И делать их совсем не поздно!
А, как их сделаю, тогда…
Творческой, да и не только, плодовитости Платона можно было позавидовать, его энергичности тоже.
