Книга Ее я - Реза Амир-Хани

Али завороженно смотрел на этого человека. Шея его была как бревно, высокий корпус казался квадратным, усики – короткие, а вот глаза совсем не соответствовали лицу. Это были глаза четырнадцатилетнего невинного и слабенького мальчика, будто случайно вставленные в грубое небритое лицо. Немат подошел к Али и сказал хриплым голосом:

– Ваш покорный слуга, хозяин! Не хотите ли этой лопатой попробовать грузить глину на носилки?

Али со страхом взял из его рук совковую лопату, изо всех сил сжал черенок. Сунул лопату в густой и липкий глиняный раствор. Тяжело, не поднять. Вытащил лопату и захватил поменьше раствора. Мальчишки негромко засмеялись. Али и самого разобрал смех. «Непонятно, зачем этого хочет Немат. Может, чтобы унизить меня? Но тут смысла нет. Ясно, что он меня сильнее». В конце концов Али, стараясь не опрокинуть лопату и не вывалить из нее глину, бросил немного в носилки. Немат воскликнул:

– Отлично, хозяин! Дай мне теперь и смотри хорошенько. Ты двумя руками, а я вот одной!

И Немат схватил самый конец черенка четырьмя пальцами правой руки. Не используя вторую руку даже в качестве противовеса, всадил лопату в глину, наполнив ее до предела, – все это одной рукой. Рука дрожала от тяжести. Потом он чуточку приподнял лопату на воздух и так держал ее, все одной рукой. И Али видел, как на его напряженной руке вены вздулись, словно ветви дерева, – Али подумал, что такая вена толще бедра Карима. Правая рука Немата составляла одну линию с черенком лопаты, и все стояли в изумлении от этой силы. Наконец Мешхеди Рахман заговорил:

– Вот молодец, Немат! Смотри же, юный хозяин! Разве не заслужила эта рука молитву?

Прежде чем Али ответил что-то, все ребята – месильщики глины и остальные рабочие – громко произнесли молитву, салят. Немат одной рукой с силой вывалил содержимое лопаты в носилки. Али стоял в изумлении, а Мешхеди Рахман снова поднял голову к небу:

– Ну, понял ты теперь, юный хозяин, что происходит на фабрике «Райская»?

Али кивнул. Вроде бы он понял. Ни с кем он не заговаривал, и все спокойно начали расходиться по рабочим местам. Али подошел к кирпичам, сохнувшим на солнце и уложенным по два вместе. Сколько хватало глаз, кирпичами была уставлена вся ровная поверхность земли. Чем дальше, тем сильнее кирпичи сливались с землей, бесцветные, светлые. А те, которые только что вынули из формы, имели густой кофейный цвет. Как тот шоколад, который папа обещал опять привезти из Баку. Нани говорила об этом шоколаде: «Вай, у неверных даже грязь сладкая!»

Недавно вынутые из форм кирпичи были темно-кофейного цвета, потому что солнце еще не высушило их. А вдали рабочие перетаскивали в склад вчерашние, уже подсохшие кирпичи и укладывали их штабелями. Али смотрел по сторонам: все кругом работало, как часы. Крутился ворот колодца, и вода выливалась в арык. Сухая глина вывозилась на мулах из штолен и сваливалась в кучи. В кучах ее месили, потом набивали в формы. Формы опрокидывали на землю, и кирпичам давали подсохнуть. Потом они складировались, а кирпичи из ранних партий со склада попадали в печи. Печи топили соломой и хворостом. А сверху на это топливо еще сыпали уголь. Заготовки обжигались и становились настоящими кирпичами – красными, бурыми, белыми, как куриное перо… Али взрослел.

Он пока не понимал, что же ему делать на дедовой кирпичной фабрике «Райская». Поднял щепочку с земли и на одном из еще невысохших кирпичей написал «Али». Посмотрел на соседний кирпич. Оба они были приготовлены в одной форме – формы здесь были двойные. И вот они лежат рядом под солнцем, на этом прохладном, приятном осеннем воздухе. Бок о бок один с другим. Словно обнимаются. На первом написано «Али», а на втором?.. Он не пах глиной. Не пах сыростью. Он пах жасмином. И сердце Али затрепетало. Он решил написать на нем «Махтаб», но увидел тень Мешхеди Рахмана, набивающего трубку, и сказал про себя: «Напишу только первую букву, чтобы он не понял». И он написал «М»… Но одна «М» ничем не пахла. Тогда он написал рядом первую букву своего имени, получилось «МА».

Али посмотрел вокруг. Все было заставлено парами кирпичей – друг рядом с другом они сохли на солнце. Везде порядок, и везде парочки, и словно каждая пара не имеет никакого отношения ко всем остальным. Но на самом деле ни одна из пар не была одинока. Вот Али видит свою пару – кирпич Али и кирпич Махтаб. А и М! Вон подальше пара, на которой написано: Искандер и Нани! Вон дед и бабушка, да помилует ее Аллах, Али никогда не видел ее. Вон отец и мать. А где, интересно, кирпич Марьям? Вот он, но Али не мог прочесть имени того, кто был рядом с ней. Разве может ребенок начальной школы прочитать алжирское имя?! (Впрочем, это уже относится к главам из серии «Она»…)

Мешхеди Рахман вывел Али из раздумий. В правой руке он держал трубку возле губ, а левой похлопывал Али по плечу:

– Вот, правильно, юный хозяин! На этом кирпиче ты написал… Я ведь грамотный… ты написал «Али», но рядом я не могу разобрать, что за слово… Вот этот кирпич «Али» куда теперь пойдет? А?

Али наклонил голову к плечу:

– Не знаю.

– Вот, правильно! Этот кирпич Али останется здесь, пока не высохнет на солнце. Один день, может, два дня. Осень пришла – сушка кончается. Потом его сложат в штабель на складе. Вон, видишь склад? Эти линии – ряды кирпичей. Когда зажгут печь, кирпичи будут партиями в горн подавать…

– А горн что такое?

– Вот, правильно! Печь обжиговая – это и есть горн… Понимаешь? Чем кирпич ниже в штабеле, тем лучше качеством. Понимаешь? Самые нижние становятся белыми, как куриное перо, посередке – пегие, а сверху – пего-красные, их запросто расколоть можно, качество у них низкое. Горн топят дровами, соломой, хворостом. А сверху меж кирпичами сыплют уголь. В зависимости от того, большая это печь или малая, горн горит сутки или двое – все время топлива добавляют. Некоторые кирпичи только с одной стороны получают жар и белеют – это половинные, но обычно наши обжигальщики ладно работают, переворачивают их, чтобы с обеих сторон обожгло. Потом оставляют остывать – да не на один или два дня. В зависимости от температуры воздуха и от того, в большом горне или малом пеклись, на тридцать или сорок дней оставляют. Потом разным покупателям разные – с самого верхнего штабеля до низа. Они еще и через тридцать– сорок дней тепленькие. Важно еще, чтобы аккуратно уложены были и друг с другом не спеклись в печи, тут есть человек, смотрящий за этим, из обжигальщиков. Очень знающий! Зовут его Хасан Джаханнами, он сам азербайджанец, из Эрдебиля. Наполовину азербайджанец, наполовину русский. Все время он, помилуй Аллах, в тюбетейке ходит: лето, зима – разницы нет для него. Он и в адском пламени мог бы работать, так говорят у нас. Голой рукой раскаленные кирпичи берет. Вот и твой кирпич «Али» он возьмет…

– Когда?

– Вот, правильно, юный хозяин! Я же говорю тебе: день или два он тут будет сохнуть. Некоторое время пролежит на складе. Сколько? Месяц, может, и два… Аллах всеведущ! В любом случае в конце концов положат в горн и горн запалят. Останется в горне на сутки или на двое, если это большая печь, потом сорок дней будет остывать, значит, всего получается…