Книга Свадебный рэп - Виктор Смоктий

Позади полицейского автобуса остановилась большая черная машина, крытая тентом. Из ее кузова на дорогу выскочили какие-то военные, вооруженные автоматами. Они быстро построились в две шеренги и побежали вперед мимо изумленных полицейских. И было чему изумляться: в петлицах солдатских мундиров даже в тумане можно было различить серебристый блеск двух эсэсовских молний. На солдатах были короткие и широкие немецкие сапоги, темно-зеленые мундиры с черепом на рукаве, и вооружены солдаты были «шмайсерами», находившимися на вооружении в гитлеровской армии во Вторую мировую войну. Уж полицейские как-нибудь да разбираются в оружии!

Две шеренги пробежали мимо автобуса, в котором сидел Саша, совершенно не заинтересованный тем обстоятельством, что в наше время на дороге Франции появились солдаты какой-то эсэсовской части. Полицейские озадаченно переглянулись, вывели Сашу из автобуса и, раздираемые любопытством, тоже двинулись вслед за взводом эсэсовцев.

Поднявшийся ветерок начал разгонять туман, и Саша увидел множество людей, военных и гражданских, которые группами стояли у обочины дороги, на небольшой поляне. Противоположный край этой поляны резко уходил вниз, в лощину, заросшую орешником. Откуда-то из впереди стоявших машин эсэсовцы пинками и тычками автоматов в спину гнали растерянных людей в растерзанной одежде. Когда их подвели к немецкому офицеру, сидевшему в открытой черной машине, тот небрежно махнул в сторону орешника. Пригнанных гражданских эсэсовцы разделили на две группы, одну из которых повели на край поляны, к ореховым кустам. Людям завязали глаза, и пулеметчик, удобно расположившийся посреди поляны, тут же скосил их длинной щеголеватой очередью. И тут Саша понял, что под кустами лежат не жертвы дорожного происшествия, как ему показалось вначале, а расстрелянные.

В сторону Саши и его охранников направились два гитлеровских автоматчика. Полицейские, сопровождавшие Сашу, стояли в растерянности, совершенно не зная, что предпринять в этой ситуации, не предусмотренной никакой служебной инструкцией. Один из автоматчиков попросил у полицейских прикурить, и они протянули ему три зажигалки. Кивком поблагодарив, автоматчик жестом показал, что хочет увести Сашу. Полицейские довольно решительно запротестовали, вероятно, предполагая, что это киносъемки, но когда солдат выпустил из своего «шмайсера» очередь по земле у самых ног полицейских, те сразу присмирели и под прицелом второго «шмайсера» сложили оружие. Уходя, Саша оглянулся на них: они стояли, потупив взгляд и подняв руки в двойном фашистском приветствии.

Саша шагал впереди фашиста и смотрел по сторонам, пытаясь найти ключ ко всей этой фантасмагории. Он не предполагал, что ему суждено умереть от фашистской пули в конце двадцатого века, когда появилось много чего другого, отчего можно загнуться гораздо вернее. Но откуда взялись фашисты — или это очень громоздкий, убедительный, но все-таки бред?

Все разъяснилось, когда его подвели к офицеру в машине. В оберштумбани т. д. Саша узнал Фаренгейта, лицо которого перечеркивал грубо наклеенный шрам. За рулем сидел сам губернатор острова Кремль-2 Арчибальд-младший и, соскучившись по атмосфере съемочной площадки, руководил по уоки-токи арестами и расстрелами, замечая наметанным глазом, кто халтурит, и делая выговор расстрелянным, которые, устав лежать в одной позе, начинали шевелиться. Смешно было слышать отборный русский мат от эсэсовского офицера.

Фаренгейт протянул Саше бутылку пива и пригласил в автомобиль.

— На этой машине сам Геринг ездил, — с непонятной гордостью сказал он. — Все, — скомандовал Фаренгейт Арчибальду, — сворачивай лавочку. Линяем.

— Всем спасибо, — объявил Арчибальд в уоки-токи. — Деньги за работу уже на ваших счетах.

Когда машина Геринга проезжала мимо полицейских, Фаренгейт не удержался и весело подмигнул им. Через пятнадцать минут Саша, уже нафоршмаченный снотворным, сидел в двухместной «сессне», которой было разрешено лететь по специальному эшелону для американских бомбардировщиков.

Полицейские дружно собрали фоторобот главного эсэсовца, которого они видели в машине, и через несколько секунд раздумий компьютер вывел на экран портрет фашистского генерала с красивым мужественным лицом, перечеркнутым шрамом. Это был главный диверсант рейха Отто Скорцени.

— Проклятые боши опять хозяйничают во Франции, — проворчал пожилой уборщик, вытряхивая в черный пакет окурки из пепельницы.

Он еще мальчишкой пережил фашистскую оккупацию ипомнил беспомощный страх и ненависть, испытанные им,

когда в ответ на убийство фашистского велосипедиста партизанами боши взяли в их деревне пять заложников, несколько дней продержали их в подвале кафе и после все-таки расстреляли у стены деревенского кладбища.

Застенки Кремля, или Узник без совести

— Он приходит в себя, — доложил Лене Фаренгейт, еще не снявший так понравившийся ему эсэсовский мундир. — У нас все готово.

— Пойдем, — вздохнул Леня, готовя себя к очень неприятной, но необходимой процедуре дознания.

Саша, сам того не ведая, а может быть, ведая (что еще хуже), поставил мир на грань катастрофы. Та относительная стабильность, которой удалось добиться после неожиданного для Америки и России перехода фонда Гугенройтера во владение Лени и Саши, могла рухнуть в любую секунду, поскольку Леня не имел права распоряжаться активами и пассивами фонда в одиночку. Если бы эта ситуация затянулась еще на несколько часов, бесхозный фонд мог бы стать причиной конфликта между ведущими странами мира, втайне желавшими приютить осиротевшую финансовую империю. Поэтому так быстро и удалось организовать международное шоу с фашистами.

Чтобы подобное не повторялось в дальнейшем, все ведущие ложи мира категорически порекомендовали Лене получить от Саши твердые гарантии его желания руководить фондом.

Для получения твердых гарантий в подвале Кремля-2 было все готово: в мангале, заменившем традиционную пыточную жаровню, на углях лежали раскаленные добела щипцы, пассатижи, тавро с надписью «осторожно, точные приборы», рядом находилось еще несколько машин для пыток, в срочном порядке переделанных из спортивных тренажеров фирмы «Кеттлер». Александр Сергеевич, без пиджака, со сдвинутым от жары вбок галстуком, изредка окроплял раскаленный инструмент минеральной водой, чтобы тот не перегревался и вызывал болевой шок должной силы. По опыту Достоевский знал, что перекаленный инструмент просто убивает нервные окончания, в то время как нормальный, горячий инструмент вызывает оптимально невыносимую боль. Некоторые его сокурсники в подобных случаях использовали еще и перегретое масло, но это вызывало увечья в виде труднозалечиваемых язв, ничего по сути не добавляя к правдивости показаний, добытых во время пыток.

Обнаженный по пояс Саша висел на дыбе, что-то мыча опухшими растрескавшимися губами. Глаза его были полуоткрыты. Александр Сергеевич и Фаренгейт, так и не снявший эсэсовский мундир, выражали нетерпение приступить к пыткам, хотя они совсем не знали, чего необходимо добиться от Саши столь свирепыми методами.

Леня задумчиво обошел все пыточные приборы, потрогал их, проверил, как крутятся колеса и ходят штанги, перебрал раскаленные предметы, хватая их предусмотрительно поданной Александром Сергеевичем кухонной рукавицей, и, взяв в руки огромный длинный бич, сказал изменившимся глухим голосом: