Книга Никому не говори… - Карен Робардс

А Карли в это время вспоминала, как она, испуганная до полусмерти, побежала в темноту, к Мэтту. Как дрожала от страха в его объятиях. Как он привлек ее к себе, утешая, целуя… И как уже позже целовал и ласкал ее в темноте своей спальни.

А потом ушел. Потому что они друзья и он не хотел испортить их дружбу.

Когда Карли вспомнила об этом, она снова начала злиться. Раздавленный почтовый ящик — мелочь по сравнению с тем, чего он заслуживал. Он заслуживал… заслуживал…

Она не могла придумать для него достойную кару. Но когда придумает, Мэтту не поздоровится.

— Я пойду резать торт, — объявила Карли, взяла свою тарелку и сбежала из шумной столовой на кухню, где царили тишина и покой.

Она так злилась на Мэтта, на то, что он не помог им сам, а прислал помощников, не пришел есть и даже не поинтересовался, как они устроились, что готова была разреветься. Карли объясняла свое состояние тем, что ей не удалось высказать ему все, что накипело. Поскольку утром последнее слово осталось за ним — и в прямом, и в переносном смысле, — Карли настоятельно требовалось убедить себя в том, что это он не нужен ем, а не наоборот.

Она стояла у раковины, готовясь выкинуть остатки скампи в ведро, как вдруг заметила, что Хьюго (обнаруживший в себе достаточное количество генов уличного кота, чтобы самостоятельно спуститься с дерева) сидит на холодильнике и пристально смотрит в ближайшее окно. Сначала Карли подумала, что он предался своему любимому занятию — лицезрению птичек. Но поза кота была совсем другой. Во-первых, шерсть на его загривке поднялась дыбом, как головной убор вождя индейского племени могавков, что бывало только в случае крайней тревоги. Во-вторых, он сидел совершенно неподвижно.

Карли тоже посмотрела в окно. Она видела весь задний двор вплоть до внушительного черного сарая (который сейчас был пуст, если не считать всякого хлама, накопившегося за долгие годы) и раскинувшегося за ним кукурузного поля.

Дул легкий ветерок; Карли видела, как он шевелил длинные листья кукурузы. Было около восьми вечера, и до наступления темноты оставалось еще часа два. Дневная жара спала, кипящий котел стал похож на теплую печь, и на земле лежали длинные тени. Со стороны кукурузного поля к дому двигалось маленькое черное создание. Оно миновало поляну, исчезло в кустах и появилось снова, стараясь держаться в тени. Потом остановилось, подняло голову, посмотрело на дом и понюхало воздух.

Дьявольскую собаку выманил из укрытия запах скампи.

Наверное, она была очень голодной. Карли вспомнила выступающие ребра и темные глаза, которые с тревогой смотрели ей в лицо. Теплый язык, лизнувший в щеку…

Карли держала в руке почти полную тарелку. Она так ждала Мэтта, что сумела съесть всего пару кусочков. Сейчас ее ужин мог найти лучшее применение, чем быть выброшенным в помойное ведро.

— Если она гоняется за тобой, это еще не значит, что мы должны дать ей умереть с голоду, — сказала она Хьюго.

Тот ответил ей возмущенным взглядом и дернул хвостом. Не обращая на него внимания, Карли открыла заднюю дверь и с тарелкой в руках вышла на веранду.

При виде Карли собака шмыгнула под куст. Было ясно, что она не слишком хорошего мнения о людях. У Карли никогда не было собаки, но, в отличие от Хьюго, она ничего против них не имела. Просто бабушка не разрешала ей заводить домашних животных. Когда у Карли появилась такая возможность, она купила Хьюго.

А Хьюго питал антипатию к собакам.

Она спустилась с крыльца, пересекла двор и пошла к кусту калины, под которым исчезла собака. Куст был выше человеческого роста, зеленый, круглый и усыпанный белыми соцветиями размером с теннисный мяч. Карли нагнулась и заглянула под ветки. Сначала она решила, что собака сумела незаметно удрать, но потом заметила жалкое существо, спрятавшееся за стволом и следившее за ней испуганными глазами.

— Ты голодная? — ласково спросила Карли. — Я принесла тебе поесть.

Глядя на нее, псина припала к земле. Карли поставила тарелку и увидела, как у собачонки задрожали ноздри.

— Иди сюда, — сказала она. А затем, вспомнив смешные звуки, которые издавал Мэтт, поцокала языком.

Как ни странно, это подействовало. Собака поджала хвост, легла на живот и поползла к ней. Карли продолжала подманивать ее, пока псина не добралась до края куста. Здесь она замешкалась, переводя взгляд с еды на Карли, явно пытаясь решить, можно ли доверять этому человеку.

— Я тебя не обижу, — сказала Карли. — Честное слово.

И придвинула ей тарелку.

Собака смерила ее долгим подозрительным взглядом, выползла из-под куста, добралась до тарелки и начала жадно глотать креветки, словно не ела несколько недель.

У Карли сжалось сердце. Собака была такой худой, что напоминала скелет. Она была крупнее Хыого, но ненамного. Тем более что кот имел добрых три килограмма лишнего веса. Аристократическое происхождение Хьюго было видно с первого взгляда. Как и дворовое происхождение собачонки. Это была самая обычная дворняжка со слишком большими глазами и ушами для такой маленькой треугольной мордочки, с тонкими ногами и мохнатым грязным хвостом колечком. Шерсть у нее была тусклая и спутанная, черная, с маленьким белым пятном на груди.

Карли протянула руку и погладила животное. Погладила осторожно, потому что собака явно была бездомной, никому не принадлежала, как известно, не любила кошек и могла укусить. После прикосновения собачка оторвалась от дочиста вылизанной тарелки и вскинула голову так резко, что Карли инстинктивно отдернула руку. На мгновение их взгляды встретились. Глаза псины были большими, темными и печальными, словно она знала, что мир — неподходящее место для маленьких, никому не нужных собачек, и смирилась с этим. А затем она еле заметно вильнула хвостом.

Карли решила, что это добрый знак.

— Хорошая собака, — прошептала она, подбираясь ближе. Собака снова начала вылизывать тарелку, но когда прикосновение стало более решительным, подняла голову, снова посмотрела на Карли, и ее хвост замелькал в воздухе. Самка, поняла Карли, проведя рукой по животу собачки. Когда она взяла сучку на руки и встала с ней, та дрожала, но не сопротивлялась.

— Хорошая собака, — снова сказала Карли, бережно прижав ее к себе. Извивавшееся тельце было теплым и удивительно легким. Она ощущала дрожь животного и видела сомнение в устремленных на нее глазах. Было ясно, что собака не привыкла к доброте. Ее живот пересекал глубокий шрам, похожий на только что зарубцевавшийся порез, кожа была покрыта каким-то веществом, делавшим ее почти колючей на ощупь. У нее наверняка были блохи, если не что-нибудь похуже.

Как ни странно, собака напомнила Карли ее самое. Не ту, которой она была сейчас, а маленькую одинокую девочку, которой была Карли, пока в ее жизни не появилась бабушка. Она вспомнила себя — нелюбимую, голодную, грязную, заброшенную и не доверявшую людям. Она слишком хорошо знала, каково это — быть маленькой и беспомощной.