Книга Королевская охота - Инна Брюсова

— Бабушка, — позвала Екатерина с облегчением, чувствуя себя спасенной Красной Шапочкой. — Я заблудилась!

Старушка остановилась, на лице читался неподдельный интерес. Весь мир в спешке мчится то ли вперед, то ли назад, то ли куда-то в сторону, всем катастрофически не хватает времени! Написать письмо, поразмышлять, неторопливо, со вкусом обсудить возникшую проблему, даже посплетничать всласть — и то некогда. И единственная душа, всегда готовая выслушать, принять участие, дать совет (даже если его не просят) и прийти на помощь, тем самым доказав свою нужность, это — та самая старушка, сидящая на лавочке перед домом или безропотно стоящая в бесконечной очереди за молоком, хлебом, да за чем угодно, — местный летописец, знаток нравов и просто ангел-хранитель.

— Да вот же он, 54-й, из красного кирпича. — Она потыкала красной рукавичкой в неясно угадывающееся кирпичное строение на противоположной стороне улицы. — Он тут один такой, все остальные блочные.

— Но там же нечетные номера! — удивилась Екатерина. — Он должен быть на этой стороне!

— Он и был на этой, лет сорок назад. Я тогда еще совсем молодая была. Тут был яблоневый сад Первомайского колхоза. И два дома для молодых специалистов построили, эти самые, из кирпича. А недавно, лет двадцать будет, старую дорогу выровняли и шоссейную поверх замостили. А дома эти и остались на той стороне. — Она, страшно довольная, смотрела на Екатерину. — У нас здесь все про то знают!

— А 54-й «Б» где? Где-нибудь в конце улицы? — не смогла удержаться Екатерина.

— Да там же, вместе они! Из двух домов сделали один! А номер как был, так и остался: с одной стороны — 54-й, а с другой — 54-й «Б».

— А где же тогда 54-й «А»?

— Такого нету! И не было никогда. А ты, дочка, ищешь «А» или «Б»?

— Нет! Мне нужен «Б», — ответила Екатерина, чувствуя себя довольно глупо — зачем же тогда спрашивать про «А»?

— Ну так вот же он! — Старушка, видимо, была того же мнения и смотрела на Екатерину, как на малого и неразумного ребенка. — Вон там!

В подъезде было темно и, как показалось Екатерине, холоднее, чем снаружи. Широкие, стертые до глубоких выемок деревянные ступени с трудом угадывались во мраке. Пахло кошками. На лестничной площадке было светлее — через замызганное окно проникал слабый свет с улицы. «Неужели здесь живут?» — подумала Екатерина, вспомнив дом Елены Ситниковой. Она наклонилась к двери, пытаясь рассмотреть номер квартиры. Дверь перед ее носом распахнулась так внезапно, что ей с трудом удалось отскочить. Она увидела громадный темный силуэт мужчины, освещенного падающим сзади неярким светом. Мужчина не двигался и молчал. «Неужели он стоял за дверью? Зачем?» — подумала Екатерина, и ей стало не по себе.

— Простите, — пробормотала она, — мне нужна пятая квартира, Владимир Всеволодович Галкин.

Фигура в двери посторонилась и, откашлявшись, сипло проговорила:

— Это я. Проходите, пожалуйста, — после чего развернулась и пошла в глубь квартиры.

Поколебавшись, Екатерина двинулась следом. Это была старинная коммунальная нора, с дверьми по обе стороны длинного коридора. «Хоть кто-нибудь должен быть дома, — подумала она, — в случае чего… можно позвать на помощь».

Она так увлеклась разглядыванием разнообразных предметов, заполнявших пространство коридора, что пропустила момент, когда Галкин остановился перед одной из дверей, и едва не налетела на него, на мгновение ощутив запах немытого тела. Где-то глубоко внутри замигал красной лампочкой инстинкт самосохранения: «Стоп, не ходи!» Но было поздно. Момент был упущен. Галкин отворил дверь и посторонился, пропуская ее вперед. Екатерина вошла и остановилась, пораженная. Картина, представшая перед ней, превзошла самые худшие ее опасения. Довольно большая комната была пуста в самом прямом смысле этого слова, от чего казалась еще больше. Стол посередине, голая лампочка на длинном шнуре над столом, два стула, топчан с неубранной постелью, одежда, висящая на стене и прикрытая простыней, покосившийся шкаф с посудой — и все! Были, правда, еще окно, занавешенное прикнопленной к раме газетой, и кипа старых журналов на подоконнике. И это дом врача? Не может быть! Чувства ее так ясно отразились на лице, что хозяин, почувствовавший это, пристыженный и смущенный, не посмел нарушить молчания и стоял понурившись, не глядя на девушку. Вспомнив о нем, Екатерина перевела на него взгляд, готовая извиниться и уйти.

— У меня немного не убрано, — произнес мужчина дежурную фразу и покраснел, чувствуя, как жалко это прозвучало.

— Вы — Владимир Всеволодович Галкин? — решила уточнить Екатерина.

— Хотите проверить паспорт? Я, между прочим, вас сюда не звал! — Было похоже, что он начал приходить в себя. В голосе прозвучал вызов.

Значит, действительно он! Давно не стриженный, с одутловатым темным лицом тяжелобольного человека, в старом тренировочном костюме с пузырями на локтях и коленях. Галкин подошел к столу, уселся на один из стульев и, указывая рукой на другой, сказал:

— Прошу!

Екатерина села.

— Чем могу служить? — Он не смотрел на девушку. Не в силах унять дрожь в руках, он убрал их под стол, вцепившись в колени так, что побелели косточки.

— Меня зовут Екатерина Васильевна Берест. Я представляю детективное бюро. По заказу клиента мы ведем расследование. — Вранье «для пользы дела» приобрело статус полуправды и вылетало без запинки.

— Какое расследование?

— Расследование смерти Елены Ситниковой.

— Смерти Елены Ситниковой?! Еленочка умерла? — Галкин был поражен. — Не может быть! Она же была у меня совсем недавно… постойте, когда же это было? Недавно… она одна не оставила меня! Несмотря ни на что… она любила меня! Умерла? — Он говорил, с трудом подбирая слова, издавая ртом неприятный клеющий звук. И вдруг заплакал, тяжело и страшно всхлипывая, закрыв лицо руками.

Екатерина, ругая себя за неосторожность, молча, с состраданием смотрела на плачущего мужчину, не зная, что предпринять. Наконец Галкин перестал плакать.

— И она, значит, тоже… Как это случилось? — Он растерянно смотрел на Екатерину.

— По-видимому, самоубийство. — «Лучше бы я не приходила!»

— Еленочка? Самоубийство? Нет! Только не она! Это он убил ее! — Галкин ударил кулаком по столу. — И ее тоже! Это все он, он! — Человек, сидящий напротив, говорил, словно в лихорадке, громко, брызжа слюной, неотчетливо выговаривая отдельные слова, мгновенно переступив грань между апатией и возбуждением.

«Что с ним? Пьян? Болен?» — растерянно подумала Екатерина.

— Он и Алину убил!

— Владимир Всеволодович, — мягко, как к ребенку, обратилась к нему Екатерина, — о ком вы?

— О Сашке Ситникове, о ком же еще?

— Ситников убил Алину?

— И Елену! И ее тоже! Что вы на меня уставились?! Не верите? Думаете, неправда?