Книга На той неделе: купить сапоги, спасти страну, выйти замуж - Анна Бялко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Электричка почти пустая. Я сажусь в уголок, прислоняюсь головой к окну, закрываю глаза. Не хочу ничего видеть, хочу сидеть внутри себя и думать о Севке, о том, что было с нами за эти три дня и что еще с нами будет... В конце концов можно даже будет не жить одним домом — у каждого есть жилье, пусть остается в своей мастерской, а я буду к нему приходить. И он ко мне. Так даже лучше.
— Следующая станция — Загорск.
Ой, уже приехали! А я и не заметила. Вскакиваю, хватаю сумки, спрыгиваю прямо с платформы (это запрещено, но до лестницы идти далеко и неохота) и — по шпалам, по шпалам — бегу домой, к своим.
Меня встречают просто как героя с войны. Не зная, что называется, куда посадить и чем угостить. Вся семья в сборе, мама, папа и сестрица, не говоря уже о моих — детях и собаках. А бывший муж с утра уехал, не стал меня ждать. Ну и не больно-то и хотелось. Честно говоря, совсем не хотелось, хорошо, что он уехал. Он, конечно, бывший, но все-таки еще муж, и теперь, когда Севка... Впрочем, это все потом.
Мои в четыре голоса расспрашивают меня о моих приключениях, и я стараюсь отвечать им всем сразу, параллельно рассказывать все с самого начала, и есть обед, и смотреть новости, которые изливаются из телевизора непрерывным потоком. И отец, между прочим, на полном серьезе выслушивает мои (вообще-то, конечно, Севкины, но кто же знает) комментарии и прогнозы на будущее. Забыл, как инфузорией обзывался, теперь я главный политический аналитик и практик борьбы за свободу народов. Вообще-то это смешно, но даже я сама проникаюсь на какое-то время собственной значимостью.
Мама рассказывает про мою злосчастную телеграмму, которую я послала в первый день — про покойного Егора Петровича.
— Утром все встали, завтрак, туда-сюда, потом я сижу в огороде, подрезаю клубнику, за забором ходит соседка и говорит: «Допрыгались, прогнали вашего Горбачева».
Включили телевизор — и правда. Сидим, перевариваем новости, вдруг — звонок в дверь. Я выглядываю в окно, а там черная «Волга», возле двое стоят. И мысли только: «Уже приехали? Забирают... За что? Успеть бы хоть вещи собрать...»
Вот, вот он, российский извечный страх и вековая покорность... У меня в лифте то же самое было. А мы не испугались, мы не побоялись, и пошли, и победили в конце концов. И заплатили, и искупили родительские грехи... Все теперь у нас будет хорошо и по-новому...
На этой патетической ноте я чувствую, что передо мной все куда-то плывет, растворяясь в дружественном хороводе... Глаза закрываются, я улетаю, улетаю... Последним усилием воли — не зря же я революционный герой — я встаю и, хватаясь за перила, всползаю наверх, в маленькую комнату, которая очень удобная и вообще-то сестрицына, но я тоже люблю там спать, из-за чего мы с ней вечно ругаемся, но сегодня она мне ни слова не говорит — хорошо быть героем — и спать...
Сплю долго-долго, и сны все такие хорошие... Мне снится Севка, и это само по себе замечательно, потому что вообще-то он никогда мне не снится. А тут — приснился, и не просто так, а очень по-настоящему. Как он приехал, и вот мы все здесь, а потом почему-то сразу я уже у него на даче, и он знакомит меня с родителями, и тут же дети...
Я верю в сны. Не во все, конечно, но бывают иногда такие сны, что про них понимаешь — вещие. И у меня такие сны часто сбываются. Вот и про мужа первого мне как-то приснилось, что он меня позовет замуж. Совершенно ниоткуда — взяло и приснилось, он тогда в мою сторону даже и не смотрел. А я — в его. Вообще-то, конечно, может быть так, что я именно из-за этого сна на него и внимание обратила, а там одно за одно... Но я все равно верю в свои сны. Я думаю, что они снятся тогда, когда человек, который приснился, о тебе думает, и сны — это отражение его мыслей, и тогда получается... Уй, надо зажмуриться и попытаться досмотреть сон получше.
Но с этим всегда проблемы. Нет, все-таки придется вставать. И вообще, наверное, уже пора. Сколько, кстати, там времени? Ничего себе! Почти одиннадцать! Вот это я даю! Я никогда в жизни столько не сплю... Потому что всегда кто-нибудь да разбудит.
Внизу на столе — завтрак под полотенцем, в телевизоре — новости, семейство ждет моего пробуждения. Оказывается, завтра с утра будут похороны погибших, торжественный митинг, собираюсь ли я туда поехать?
Обычно вырваться с дачи в выходные — событие на грани фантастического. Мама считает (и переубедить ее в этом невозможно), что мои три выходных — это такое специальное время для выполнения семейно-родительского долга по отношению к детям и собакам, и что раз уж я не приезжаю на дачу в будни после работы (хотя, конечно, могла бы, если бы захотела), то уж в выходные я должна заниматься ими неотлучно. Я вообще-то не против, ни Костька, ни собака не вызывают у меня никаких отрицательных эмоций, просто так бывает, что все интересные события моей взрослой жизни (тусовки, сборища, чьи-нибудь дни рождения) тоже происходят по пятницам или субботам. А я на даче, и вырваться мне — никак. А если я завожу речь о том, чтобы съездить в Москву в субботу вечером и вернуться в воскресенье с утра (хотя тоже глупость — в понедельник-то мне на работу), мама начинает меня воспитывать на всю катушку. Так что на жизнь остаются только будни. Да ладно, и это замечательно — зимой-то и этого нет.
А тут меня торжественно спрашивают — еду ли я? Хочу ли — я — поехать?! В пятницу — только представить! Нет, хорошо быть героем.
Я важно отвечаю, что пока не знаю, мне нужно сходить в город и созвониться с остальными. Потому что мы если пойдем на митинг, то все вместе. Это ни у кого не вызывает возражений, наоборот, мама даже вызывается пойти со мной. Не просто так, конечно, — на обратном пути мы должны будем зайти на рынок и купить продуктов. Но я все равно рада. На рынок — это интересно, я и так люблю туда ходить, а дорога до почты скучная, вдвоем идти гораздо веселее.
На митинг никто не собирался — Ляля с Сашкой отсыпаются и приходят в себя, Лильки нет дома, а Севка вообще на даче (мне ли не знать). Но пьянку в воскресенье никто не отменял, и я строго заявляю маме, что сегодня я никуда не еду, а вот завтра мне нужно будет после обеда в Москву. Не уточняя, зачем. Мама — чудо, чудо — кивает и соглашается.
Потом мы идем на рынок. Вообще-то уже довольно поздно (в смысле, для рынка), и шансы купить там какое-нибудь нормальное мясо почти приближаются к нулю, но нам везет, и мы покупаем курицу. Нет, ну не только ее, а еще всяких огурцов, помидоров, картошки и прочего на будущую неделю, но главное — это курица. Из нее будет сделан торжественный обед, хотя мама сомневается — не лучше ли сэкономить, чтобы питаться потом ею всю неделю. Они живут на даче с Костькой и сестрицей, им надолго хватит. Дело в том, что вообще-то по четвергам, когда на дачу съезжаются все, эти все привозят с собой продукты, в основном мясные, в Загорске с этим проблемы, мясо можно купить только на рынке и только с утра, а рынок, в свою очередь, бывает только по выходным и еще по средам, но в среду мясо привозят редко. А в этот четверг, понятное дело, всем было не до мяса. Так что курица вполне может принести больше пользы, чем какой-то торжественный обед.
