Книга Я люблю тебя, прощай - Синтия Роджерсон

Сегодня иду с Роксаной в кино. У меня есть новые джинсы – старые стали коротки. Надену новые джинсы, новую рубашку, а вчера я подстригся. Словом, в полной боевой готовности. Поедем на двух автобусах. От Эвантона до Инвернесса, а потом до торгового комплекса. Я все продумал. А после кино, может, зайдем в «Бургер Кинг». Или в «Старбакс». Изо всех сил стараюсь забыть, как она ведет себя с Джейком. Начал болтать с ней в Интернете под своим собственным именем, но Джейка мне не переплюнуть. Если честно, умеет, гад, веселить. Она даже намекнула, что могла бы как-нибудь с ним встретиться! Угораздило же меня сотворить этого Джейка.

В автобусе пытаюсь хохмить, как Джейк.

– Классный денек, хорошо, что солнечные очки захватил.

Но Роксана не въезжает.

– Ты о чем, Сэм? Что ты говорить хочешь этим?

Мы едем по мосту Кессок, жутко воет ветер. И дождь хлещет как из ведра.

– Да так, ничего. Извини, Роксана.

– Не за что извиняться, Сэм.

– Смотри, – я тычу в окно на залив, – там иногда видно дельфинов.

Роксана прилипает к окну.

– А ты видел дельфинов?

– Я? Пока что нет.

– А откуда знаешь, что они там бывают?

– Это самое дельфинье место. Честное слово. Там даже парковка есть, и бинокли, и магазин, и всякая хренотень.

Черт меня дернул за язык сказать «хренотень».

– Ага.

Она улыбается, но так, будто ей чихать на дельфинов. Будто я и не дарил ей сережки с дельфинами. Которые она ни разу не надела. Пялюсь на нее как чиканутый, глаз не могу отвести. Как будто между нами течет постоянный электрический ток. Улыбка у нее – это что-то! Тает на губах и вдруг раз – и вспыхивает в полную силу, без всякого предупреждения. У меня, само собой, стояк. Да и фиг с ним! Штаны на мне широченные.

– Мне нравится, как ты говорить, Сэм. Так мелодично.

– Ты про мое произношение? Спасибо.

– Совсем не за что, пожалуйста, Сэм.

Голос у Роксаны тихий, приходится придвинуться почти вплотную, чтобы расслышать.

– Хочешь? – Я протягиваю булку с сосиской. В магазине на остановке купил – так есть захотелось, пока ждали автобуса, аж брюхо скрутило.

– Нет, спасибо.

– Ты не голодная?

– Нет. Да. – Она краснеет. – Я скажу тебе по правде, Сэм. Мне не очень нравится ваша еда.

У меня прямо кусок в горле застревает.

– Дерьмовая, да?

– Просто у нас в Польше она совсем другая.

– А тебе польская еда больше нравится?

– Да. Да, конечно, больше нравится! Я к ней больше привыкла, Сэм. Уксус на жареную картошку – я такого не понимаю. Хлеб невкусный. А что вы называете сосисками? Это, – и показывает на мою почти доеденную булку с сосиской, – не сосиски. У нас дома, там, где я раньше жила…

– А где это?

– Ты не знаешь. В Бельско-Бяла. На юге Польши. Посередине города река течет. Есть большой замок. Очень красивый.

И надо же – мне уже хочется увидеть и эту реку, и замок, и попробовать эти необыкновенные сосиски.

– Здесь все не так, как на Польше, но многое тоже так.

– А люди? Мы такие же?

– Э-э… нет, не очень. Я думаю, польские люди, мы больше… больше как сумасшедшие? Больше кричим, больше шумные. Шотландия – смирное место. Мы в Польше не такие добрые. Мы злые!

– Ну да, конечно. По-твоему, выходит, мы – стадо слабаков?

– Сэм, я не так имела в виду, – говорит Роксана и кладет руку мне на колено. Честное слово! Ее ладонь лежит на моем чертовом колене. – В Шотландии жизнь легче. Ты не понимаешь. Нет столько бедных. Ты съезди в Польшу когда-нибудь. Тогда узнаешь.

– Ладно.

– Ты поедешь в Польшу?

– Конечно, почему бы не съездить?

И чем больше я слушаю про то, какая замечательная страна Польша, тем отчетливее я ее вижу. Идиотизм, конечно, но раньше до меня как-то не доходило, что это такое реальное место. Там реально есть земля, и вот живой человек оттуда, как доказательство. Роксана, типа, польский сувенир. Мир-то, оказывается, реально существует! От этой мысли я кажусь себе таким маленьким. Съеживаюсь на автобусном сиденье. Но если подумать, то это даже хорошо, потому что тогда все, что делается в Эвантоне, не так уж и важно. Верно?

Типа – все фигня.

Кинотеатр, по-моему, самое сексуальное место на свете. Сами посудите. Несколько часов подряд просидеть в темноте рядом с девочкой. У меня весь бок так и горит. Я ведь правда хотел посмотреть этот фильм, а сейчас тупо пялюсь на экран, а сам только и думаю про то, как ее рука скользнула по моей. Попкорн искала, ну так что ж? Самое сексуальное прикосновение за всю мою жизнь.

Аня

В голове одни лишь непристойности. Постоянно. Я инфицирована сексом. Разумеется, я ото всех это скрываю. Мой приватный киносеанс в режиме непрерывного воспроизведения. Лежу в кровати, вглядываюсь в спящего мужа. Йен Мак леод, тридцати лет от роду, вес – шестьдесят три с половиной килограмма, рост – 178 сантиметров. Преподает английский язык. Любит хорошо прожаренное мясо, ненавидит футбол. Довольно невзрачен. Спит.

А подле него я: Аня Маклеод, тридцати лет от роду, беременный семейный консультант. Беременная! Мастер по приготовлению жаркого, в данное время экспериментирует с супружеской неверностью.

Не помогает. Вместо того чтобы придать моим мыслям степенность и основательность, эти наблюдения сами уплывают в неизвестном направлении. Идиотизм берет верх над разумом. Надо попытаться опереться на то, в чем я уверена. Не открывая глаз, составляю в уме перечень.

Что мне известно

1. Основа желания – загадка; неизвестность способствует расцвету страсти.

2. Привычка смертельна для желания.

3. Следовательно: чем скорее наши отношения приобретут рутинный характер, тем скорее затухнет желание.

Надо бы добавить сюда конкретные указания, что следует предпринять, но вместо этого на ум приходит раздевалка в бассейне. Какой у Мацека был вид, когда я ответила на его ласку. Он чуть не расплакался. Такой смешной… Ну вот, пожалуйста, я уже улыбаюсь как дурочка.

– Kocham cie, – шепнул он.

– Я тоже, – ответила я, не представляя, что означают его слова.

Просто удивительно. О сексе я все знала, но даже не догадывалась, что такое на самом деле подлинное вожделение.

Прекрати заниматься ерундой, Аня! Сию секунду!

Это не более чем приступ гормонального безумия, но я уже понемногу оправляюсь. С Мацеком у меня нет будущего. Место ему – исключительно в моих фантазиях. Вот я обвожу его пенициллиновым кругом и запрещаю выходить за пределы моего разума. А потом в полудреме я – режиссер собственного эротического кино – вижу сон: мы с Мацеком одно целое, я – это и Мацек и я сама.