Книга Иван Калита - Максим Ююкин

— Ну, казна моя, благодарение богу, не пуста стоит, — усмехнулся Дмитрий. — Да будет ли от нее прок ведь проклятый Кавгадый, поди, не успокоится.

— О, о сем не тревожься! — оживился Воислав. — Нету боле твоего ворога: казнил его Азбяк лютой смертью.

— Вот уж воистину добрая весть! — воскликнул Дмитрий и, обернувшись к мерцавшему из темноты киоту, перекрестился.

Князь еще какое-то время говорил с Воиславом о сарайских делах, о том, кто сейчас в силе при ханском дворе и к кому из вельмож тверскому князю стоит обратиться за поддержкой, а от кого лучше держаться подальше. Узнав все, что ему было нужно, Дмитрий ласково отпустил боярина, подарив ему за службу золотой перстень с собственного пальца. Оставшись один, князь не торопился возвращаться в свою опочивальню. Он в раздумье глядел на дрожащее пламя свечи, похожее на крошечный трепещущий по ветру парус, затем поднялся и стал мерить горницу широкими размашистыми шагами. Внезапно, точно не в силах побороть искушение, Дмитрий схватил со стола подсвечник и стремительно вышел из горницы, чувствуя неодолимую потребность поделиться с кем-нибудь противоречивыми мыслями, с бешеной скоростью проносившимися сейчас в его голове.

Александр спал тихо и безмятежно, по-детски приоткрыв рот и положив согнутую в локте тонкую руку на подушку. Рядом, свесив руку, уткнулась в подушку жена Александра Анастасия. Глядя на него, Дмитрий на мгновение заколебался, покусывая маленькие, жестко очерченные губы, но все же протянул вперед руку и легонько потряс брата за плечо. Александр замычал во сне и повернулся на другой бок. Дмитрий потряс сильнее, и резко приподнявшийся спросонья княжич испуганными широко раскрытыми глазами уставился на старшего брата, сидевшего в изголовье его постели с догоревшей более чем наполовину свечой в руке.

— Что-то стряслось? — прошептал Александр, с беспокойством вглядываясь в лицо Дмитрия, будто пытаясь что-то прочесть на нем.

Князь поспешил успокоить брата.

— Нет, нет, не бойся! — вполголоса, чтобы не разбудить Анастасию, произнес он, похлопывая брата по руке. — Просто я хочу с тобой потолковать.

— Сейчас? — удивленно спросил Александр, невольно поворачиваясь к окну, еще плотно задернутому завесью ночного мрака.

— Да, сейчас. Пойдем в мою светлицу.

— Стало быть, поедешь в Орду домогаться великого княженья? — спросил Александр, когда Дмитрий рассказал ему о беседе с Воиславом. В голосе княжича слышались тревога и неодобрение, и Дмитрий грустно улыбнулся: он хорошо понимал, о чем сейчас думает Александр, да разве у него, Дмитрия, есть другой выход?!

— Поеду, Сахно, — вздохнул князь, — но не теперь. Покуда Юрий стоит у наших южных рубежей и жаждет войны, оставить Тверь я не могу. Надобно на какое-то время заткнуть пасть московскому волку: не потому, что он нам больно страшен — били мы его на ратном поле и снова разобьем, я уверен, — а ради того, чтобы выгадать время, для поездки в Орду потребное. Вот что я надумал: почему бы мне не изъявить ему смирение — дескать, великого стола не хочу, воле твоей во всем покорен, оставь толико меня в покое. Для пущей важности можно и грамоту состряпать — с крестным целованием, все как полагается. А чтобы Юрий покладистей был, брошу ему кость, яко псу, — скажем, две тыщи рублей; покуда он будет ее глодать, я за его спиной, с божьей помощью, с Азбяком и столкуюсь. По-моему, не худо придумано, а? — Весело прищурившись, Дмитрий выжидающе посмотрел на Александра, который слушал его, понуро опустив голову.

— Ты поцелуешь крест, чтобы тут же клятву и порушить? — тихо спросил Александр. — А как же честь княжая? Или жажда великого стола так обуяла тебя, что ради него ты готов пожертвовать и ею, и спасением своей души?!

— О какой чести ты говоришь?! — раздраженно воскликнул Дмитрий. — Перед кем это мне честь блюсти — перед убивцем и вором?! Нет, братец, шалишь! С волками жить — по-волчьи выть! Не честью я буду с Юрием воевать — отец вот тоже все о чести пекся, да и сгинул! — а его же оружьем, и мы еще поглядим, кто кого!

— Я не менее твоего ненавижу Юрия и желаю ему погибели, — так же тихо возразил княжич. — Но крест ты будешь целовать не перед ним, а пред господом. Клятвопреступлением ты навлечешь на всех нас проклятье. Одумайся, Димитрие!

— Ладно, поговорили! — нахмурившись, отрезал Дмитрий и резко поднялся, оттолкнув руками кресло. — Я думал, что могу на тебя положиться. Что ж, коли нет, справлюсь и один. Добрых снов!

Не взглянув на брата, Дмитрий быстро вышел из светлицы; он очень досадовал на себя за то, что затеял этот разговор.

7

Аверкий с легким стоном перевернулся на спину и проснулся. «Опять этот проклятый сон», — с досадой подумал он, открыв глаза. Уже третью ночь Аверкию снилось одно и то же: он плывет в маленькой, подгоняемой попутным восточным ветром лодчонке по взволнованно вздымающейся бирюзовой груди озера Неро, на которой, как стая серебряных мотыльков, беспокойно трепещут солнечные блестки. На душе у него легко и спокойно. Убаюканный мерным качанием челна, Аверкий не сразу заметил, что погода начала портиться: ветер усилился, стал неровным, порывистым; на дотоле чистое небо невесть откуда наползли черные, чреватые градом тучи; заметно похолодало. Страх перед надвигающимся ненастьем охватил Аверкия. Он лихорадочно огляделся кругом в надежде увидеть берег, но всюду, до самой кромки неба, плескалась, как в раскачивающейся чаше, затянутая подвижной сетью ряби помутневшая вдруг вода. Повинуясь какому-то безотчетному желанию, Аверкий пытается развернуть лодку в другую сторону, но ветер с сердитой настойчивостью вновь и вновь направляет ее прежним путем...

— Помилуй, пресвятая богородица, — пробормотал Аверкий, спуская с постели костлявые в синих прожилках ноги и крестясь на сверкающий серебряными окладами киот. — Удали дьявольское наваждение.

Подойдя к стоявшей в углу лохани, Аверкий наклонился и, опустив худые, со вздутыми жилами руки в ледяную воду, несколько раз плеснул себе в лицо, пытаясь отогнать чувство смутного беспокойства, вызванного странным сновидением.

Между тем уже почти совсем рассвело, и за стенами боярской опочивальни все пришло в движение. Дом наполнился скрипом дверей, суетливым шорохом торопливых шагов и гулом голосов: многочисленные слуги, обитавшие в боярских хоромах, приступили к своим обычным делам.

Не первый век роду Аверкия принадлежали обширные земли в Ростовском крае. Верно служа местным князьям и пользуясь их неизменным благоволением, каждое поколение семьи изрядно округляло свои владения, последовательно приращивая к ним кусок за куском. Не был исключением и сам Аверкий: за долгую и усердную службу князь Константин Васильевич пожаловал его хоромами на берегу величавого озера Неро, где боярин и проживал почти безвыездно в полном одиночестве: пошел уже шестой год, как умерла его жена, а трое дочерей были давно выданы замуж и покинули родительский кров. Оставшись один, Аверкий полностью погрузился в дела, а их у него было немало: назначенный еще покойным князем ростовским посадником, он исполнял свои обязанности ревностно и твердо, за что нажил множество недоброжелателей. Последнее, впрочем, нисколько не беспокоило боярина: свято веря в непогрешимость любой власти, Аверкий ни разу не усомнился как в мудрости силы, поставившей его на это место, так и в правоте своих собственных действий.