Книга На то они и выродки - Наталья Резанова

— Устал. Сейчас, ясное дело, все устали, но… устал, массаракш.

— Ну так отдыхай, капитан, угощайся. А то еще ляпнешь, что хочешь жрать, и шокируешь нашего зануду…

— А ведь гости-то еще не все собрались, — заметил Тавас. — Полагаю, будет еще кое-кто. Например, некий бригадир, и один контуженый танкист, и наш великий технократ…

— Какой ты умный, Тавас, — отозвался Руга. — Позволь спросить, что заставило тебя сделать такие выводы?

— В ином случае общество было бы гораздо больше. И гораздо шумнее. Значит, сегодня собираются избранные.

Хозяин и Руга переглянулись, затем полковник произнес:

— Кое в чем ты ошибся. Чак уже здесь, просто занят. А кроме Цурумии и Фрескета, будет еще один гость… из числа твоих знакомых.

Председатель трибунала усмехнулся несколько делано — не любил, когда его озадачивали, предпочитал озадачивать других. Но ничего не поделаешь — приходилось ждать.

В тот день Керем Тоху приехал в штаб-квартиру из расположения полка с плановым отчетом. Эти регулярные визиты уже давно не вызывали в нем ни страха, ни надежды — только скуку. Расслабься и получай удовольствие, только трахают тебе мозги. Когда с ним связался бригадир Цурумия — сказал, чтоб не строил планов на вечер, намечается, мол, классная вечеринка, — он насторожился. И даже присутствие в машине полковника Фрескета ощущения этого не прогнало. Наоборот, усугубило.

Он уже бывал в особняке на Мрекуллуешну, и не раз, но всегда чувствовал себя там неловко. Ему казалось, что на него там смотрят искоса. Не из-за происхождения, нет. Публика у Скенди собиралась самая разнообразная, любых званий, бывали и штатские, а по крови, массаракш, он был не ниже, чем здешние аристократы, хотя о пандейском княжеском достоинстве нынче напоминать не стоило. Но положение его, даже если забыть о пандейских корнях, было двусмысленным, если не смешным в глазах штабной шушеры. Поручик при полковничьих обязанностях — спаси и помилуй нас Мировой Свет! Бумаги о его производстве уже который месяц тормозились в соответствующих инстанциях, а самому Тоху объяснили, что война — не повод перескакивать через несколько званий. При этом спрашивали с него, как с полковника, да. Но смущали Тоху в здешнем кругу не шевроны поручика на мундире. Ему казалось, что тут брезгливо посматривают на его внешность. Он говорил себе, что это глупость, что здесь есть и другие со следами ран и ожогов — обычных, радиационных, химических, сам коммодор Скенди был ранен в бою с белой субмариной — повезло вот, лицо не задело. И все же…

Самому Тоху тоже, можно сказать, повезло. Если б Пандея отложилась и вступила в войну одновременно с Хонти, его, возможно, солдаты порвали бы на куски. Но весть об этом дошла уже после того, как полк, вернее, то, что от него осталось, выбрался из «Болотного мешка», куда загнали его атомные бомбежки. И вывел его именно Тоху, поскольку никого из офицеров — по совершенно разным причинам — более в живых не осталось. Ну разве что фельдшер. Именно Тоху сумел организовать хоть какое-то питание и лечение для солдат — мыслимыми и немыслимыми средствами. И любого, кто бы им сказал, что Тоху предатель родины и враг, солдаты бы самого порвали в клочья.

По пути к ним прибивались солдаты из других разбитых частей — и Тоху сумел их вывести к Столице на каком-то немыслимом напряжении сил, ибо хватанул порядочную дозу радиации. По прибытии в столичный регион он свалился, и фельдшер доставил его в госпиталь, где скорее всего Тоху бы и сдох — там было слишком много больных и раненых, чтоб всякий облученный прапорщик мог получить должный уход. Но тут Тоху заинтересовались органы — не всякий сумеет так нагло нарушить субординацию, да уж не шпион ли он? Прежде чем проверить, его перевели в ведомственную больницу, где и подлечили. По проверке Тоху, к собственному удивлению, получил не срок и не пулю, а повышение в звании и уведомление о том, что он награжден орденом Дубового венка третьей степени (правда, сам орден ему так и не вручили). Кроме того, он узнал, что из той орды, что он привел с собой, сформирован отдельный пехотный полк и передан под его команду. На какой-то миг показалось, что жизнь не так ужасна и омерзительна, как была все прошлые годы, и героизм в ней должным образом вознаграждается. Но это ощущение продолжалось недолго. Потом нахлынула вот эта вся бездна дел при полной безнадежности и окружающем тотальном идиотизме.

Кроме того, ожоги, хоть и перестали представлять непосредственную опасность для жизни, заживали плохо. Корка, затягивающая их, то и дело вздувалась пузырями, и стоило огромного труда не расчесывать их — и так уже приходилось слышать в штабе брезгливые вопросы, не есть ли эти волдыри и язвы следствие какой-нибудь заразной болезни. Если добавить, что у него вылезли волосы и брови, вид поручик Тоху собою являл вполне отталкивающий. И пусть он убеждал себя, что для мужчины и ветерана это не важно, сознавать это было неприятно.

Еще во время лечения Тоху разыскал граф Цурумия. Тоху и не подозревал, что тот помнит о мимолетном знакомом. Цурумия нынче был повышен до бригадира и переведен в Столицу. О переводе своем он, впрочем, отзывался с руганью и говорил, что это означает лишь, что с полетами закончено. Цурумия и ввел Тоху в круг барона Скенди, где обнаружились весьма и весьма интересные личности — и среди них еще один давний знакомый. Тавас судьбой полковника Муца не интересовался (возможно, ему и так было о ней известно), разговоры здесь — помимо пьяных загулов с песнями и драками — шли совсем на другие темы. Тоху чувствовал — назревает нечто, о чем думают все, но не говорят вслух, и беспокойство не оставляло его.

Он знал всех, кто собрался нынче вечером у барона, но не хватало еще одного человека, который обычно появлялся вместе с Пелке Ругой. Наконец появился и он — округлый мужчина в мятом костюме из хорошей шерсти, в квадратных очках, скрывающих узкие темно-серые глаза, с растрепанными рыжеватыми волосами. По возрасту он был примерно равен остальным, но званием, в переводе на общевойсковые, превосходил всех, кроме разве что Цурумии.

Инженер-полковник Чак Ода. Глава лаборатории «Сигма» при Имперском институте особых исследований, одном из самых секретных заведений в Столице. Школьный друг Руги. К нему инженер-полковник обратился, а не к хозяину.

— Ну что, все в сборе? — И, получив утвердительный ответ, уселся за стол, плеснув себе вина.

— Господа офицеры, — сказал Руга, — полагаю, все вы поняли, что сегодняшняя наша встреча носит не обычный характер. — Кто-то хмыкнул в ответ, кто-то кивнул. Лицо Фрескета, страдавшего после контузии сильнейшим нервным тиком, болезненно дернулось. — Я разговаривал с каждым из вас и знаю, что мы придерживаемся общих взглядов на сложившуюся ситуацию…

— А не боишься, Пелке, что об этой встрече прознают в некоторых известных конторах? — съязвил Цурумия.

— А представители этих контор тоже здесь и рискуют точно так же… Все мы знаем, что Империя рушится, и если не начать действовать, стране и всему миру придет конец. Времени почти не осталось.

— Итак, мы замышляем государственный переворот, — тонко улыбнувшись, заметил председатель трибунала.