Книга Запретный плод - Лорел Гамильтон

Он кивнул, по-прежнему не оборачиваясь.

– Тебе не надо забрать свою машину?

– Я не вожу, – ответил он. – Меня Моника подбросила ктвоей конторе.

– Она знала? – спросила я, мгновенно возгоревшисьгорячей злостью.

Здесь он обернулся, посмотрел на меня с непроницаемым лицоми скрытыми за черными стеклами глазами.

– Чего ты на нее так злишься? Она просто привела тебя вклуб, и все.

Я пожала плечами.

– Почему? – Его голос был усталым, человеческим,нормальным.

Тому донжуану, что пытался флиртовать, я бы не ответила, ноэто была уже не маска, а человек.

– Она человек, и она предала людей нелюдям.

– И это худшее преступление, чем-то, что Жан-Клодзаставил тебя бороться на нашей стороне?

– Жан-Клод – вампир. От вампиров предательстваожидаешь.

– Ты ожидаешь. А я нет.

– Ребекка Майлз очень похожа на человека, которогопредали.

Он вздрогнул.

Ну, ты и молодец, Анита! Давай, топчи чувства всякого, ктотебе сегодня попадается!

Да, но это было правдой.

Он снова отвернулся к окну, и мне пришлось заполнитьболезненное молчание.

– Вампиры не люди. Их преданность, прежде всего ибольше всего принадлежит их роду. Я это понимаю. Моника предала свой род. Ещеона предала друга. Это простить нельзя.

Он вывернул голову и посмотрел на меня.

– Значит, если кто-то твой друг, ты для него готова навсе?

Я обдумала это, пока мы сворачивали на семидесятое восточное.Все? Это слишком сильно сказано. Почти все? Да.

– Почти все, – сказала я.

– Значит, для тебя так много значат преданность идружба?

– Да.

– И поскольку ты считаешь, что Моника изменила и тому,и другому, она совершила большее преступление, чем все, что делают вампиры?

Я поерзала на сиденье, недовольная направлением, котороепринимал разговор. В психологических анализах я плаваю. Я знаю, кто я и чтоделаю, и этого мне достаточно. Не всегда, конечно, но почти.

– Не всё; я не люблю абсолютных утверждений. Но есликратко сказать, то да, вот почему я злюсь на Монику.

Он кивнул, будто этот ответ его устроил.

– Она тебя боится, ты это знаешь?

Я улыбнулась, и улыбка вышла не очень милая. Я ощутила уколыкакого-то темного удовлетворения.

– Надеюсь, эта сука засыпает и просыпается в холодномпоту.

– Так и есть, – сказал он. И голос его был оченьспокоен.

Я взглянула на него и тут же вернула глаза на дорогу. У менябыло чувство, будто он не одобряет, что я так напугала Монику. Ну, так это егопроблема. А я этим результатом была очень довольна.

Мы приближались к повороту на Приречье. Он все еще неответил на мой вопрос. На самом деле он очень тонко его обошел.

– Так расскажи мне о вечеринках придурков, Филипп.

– Ты всерьез грозилась вырезать у Моники сердце?

– Да. Ты мне расскажешь или нет?

– И ты это, в самом деле, сделала бы? Я имею в виду –вырезала бы сердце?

– Ответь на мой вопрос, и я отвечу на твой.

Я повернула машину на узкую мощеную дорожку Приречья. Ещедва квартала – и мы у “Запретного плода”.

– Я тебе рассказал, что это за вечеринки. Я туда уженесколько месяцев не хожу.

Я снова посмотрела на него. Мне хотелось спросить, почему. Ия спросила:

– Почему?

– Черт возьми, ты задаешь слишком личные вопросы.

Я не имела в виду ничего личного. Я уже думала, что он неответит, но он заговорил:

– Мне надоело, что меня передают из рук в руки. Я нехотел кончить, как Ребекка, или еще хуже.

Мне захотелось спросить, что бывает хуже, но я не стала.

Жестокой я не хотела быть, всего лишь назойливой.

Правда, бывают дни, когда эта разница почти не заметна.

– Если ты узнаешь, что все эти вампиры ходили навечеринки придурков, дай мне знать.

– И что тогда? – спросил он.

– Тогда мне придется пойти на вечеринку.

Я припарковалась перед “Запретным плодом”. Неоновая вывескаспала – призрачная тень самой себя в ночное время. Заведение казалось закрытым.

– Тебе не захочется туда идти, Анита.

– Я пытаюсь раскрыть преступление. Филипп. Если я этогоне сделаю, погибнет моя подруга. И у меня нет иллюзий насчет того, что сделаетсо мной хозяйка города, если я провалюсь. Самое лучшее, на что я могурассчитывать, – это быстрая смерть.

Его передернуло.

– Да, да. – Он расстегнул привязной ремень, потерруками плечи, будто от холода. – Ты мне так и не ответила насчет Моники.

– Ты мне так и не ответил насчет вечеринок.

Он опустил глаза, глядя себе в колени.

– Сегодня ночью одна будет. Если тебе туда надо, я тебяотведу. – Он повернулся ко мне, все еще обнимая себя за локти. – Вечеринкакаждый раз в другом месте. Когда я узнаю, где, как мне с тобой связаться?

– Позвони мне домой и оставь сообщение наавтоответчике.

Я вынула из сумочки визитку и на обороте написала свойдомашний телефон. Он сунул карточку себе в карман. Потом открыл дверцу, и жарахлынула в кондиционированную прохладу машины дыханием дракона.

Он засунул голову в машину, одна рука на крыше, другая надверце.

– А теперь ответь на мой вопрос. Ты бы и в самом делевырезала Монике сердце, чтобы она не могла воскреснуть вампиром?

Я посмотрела в черноту его очков и ответила:

– Да.

– Напомни мне, чтобы я никогда не выводил тебя из себя.– Он глубоко вздохнул. – Сегодня вечером тебе понадобится одежда, открывающаяшрамы. Купи что-нибудь, если у тебя нет. – Он замялся, потом спросил: – Тытакой же надежный друг, как и враг?

Я тоже сделала глубокий вдох и плавный выдох. Что я могласказать:

– Тебе не надо иметь меня врагом, Филипп. Гораздо лучше– другом.

– В этом я не сомневаюсь.

Он закрыл дверцу и пошел к двери клуба. Постучал, и почтисразу дверь открылась. Я успела заметить, как там мелькнула бледная фигура. Новедь это не мог быть вампир? Дверь закрылась раньше, чем я успела рассмотреть.Вампиры днем не выходят. Это правило. Но до прошлой ночи я знала, что вампирыне могут летать. Может быть, я и сейчас не все знаю.