Книга Шифр Магдалины - Джим Хоган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клементина…
Роско…
Как она отреагирует, если он появится на пороге ее квартиры? Внезапно. Без предупреждения.
Задушили…
Данфи надеялся, что Клементина будет безумно счастлива видеть его, но подозревал, что ее радость может быть несколько испорчена острым желанием убить его. Ведь, в конце концов, он бросил ее. Или по крайней мере так ей могло показаться.
И повесили…
Возникла «ситуация»: Данфи и весь остальной мир, Данфи против всего остального мира. Вокруг этой темы его мысли вращались подобно стрелке секундомера на жидкокристаллическом табло.
Он путешествовал по вполне законному паспорту, что было одновременно и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что британцы вряд ли могли заинтересоваться американцем по имени Данфи. Их гораздо больше занимал воображаемый ирландец по имени Керри Торнли, внезапно исчезнувший несколько месяцев назад. Торнли — личность весьма подозрительная, никто не спорит, но за пределами ЦРУ никому не известна его связь с Данфи. Все перечисленное относилось к положительным аспектам «ситуации».
К отрицательным аспектам следовало отнести то, что Управление очень скоро узнает, что он получил новый паспорт на настоящее имя. И узнав это, его начнут разыскивать за границей, и особенно в Англии. Аспект крайне негативный, ничего не попишешь, размышлял Данфи в тот момент, когда поезд изверг из себя поток пассажиров на Эрлз-Корт. Еще одна негативная сторона его настоящего имени состояла в том, что Клементина потребует объяснений.
Глаза, язык, пластиковый пакет на голове…
На лице женщины, сидевшей напротив, появилось удивленное и испуганное выражение, и Данфи понял, что застонал вслух. Он печально улыбнулся и пробормотал:
— Зуб.
Женщина явно почувствовала облегчение.
Может быть, ему следовало бы отправиться на Канары, прямо на Канары. Найти там Томми Дэвиса. Покутить. Затаиться. Через какое-то время, возможно, все рассеялось бы само собой.
Верно, подумал Данфи. Но вот только… У него был богатый жизненный опыт, на основе которого он сделал один важный вывод: практически ничего само собой не рассеивается. А если и рассеивается, то, как правило, вместе с останками причастных к делу людей. Кроме того, он не просто скрывается от преследования. У него была цель: как только он найдет парня, который пришил Роско, он…
И что? Что он сделает? Что он на самом деле сможет сделать? Убьет его? Данфи подумал и решил, что убьет. Совершенно определенно убьет. Без малейшего содрогания? Да. Без малейшего содрогания. Он сможет. Только не в убийстве суть. И даже не в парне, пришившем Роско. Убийца Роско был простым солдатом вражеской армии, выполнявшим приказ командования, и вот именно оно, «командование», и было нужно Данфи. Или, если уж быть совсем точным, «командование», армия и тот парень.
«Когда я его найду, я задушу его собственными руками. А потом похороню его. Последнее очень важно — похоронить подонка. Потому что, только похоронив его, можно помочиться на его могилу».
Двадцать минут спустя Данфи стоял под дождем у дома, где жила Клементина и смотрел на окно третьего этажа, думая, не наблюдает ли и она за ним из-за штор. Он подошел к двери, постучал. Два тихих удара. Потом немного громче.
— Клем? — произнес он шепотом. — Клем!
Никакого ответа.
Ее нет дома, подумал Данфи и повернулся, чтобы уйти, чувствуя одновременно разочарование и облегчение. Он подумал, что вернется завтра, когда внезапно услышал, как повернулся замок. Дверь распахнулась.
— Керри?
Данфи обернулся, и его взгляд впитал ее сразу всю. Она только что проснулась, и ее все еще окутывала аура тепла и домашнего уюта.
— Джек, — ответил он, переминаясь с ноги на ногу. — Меня зовут Джек Данфи. — Помолчал и добавил: — Хватит лгать.
Он улыбался как идиот, делая шаг и протягивая руки, чтобы принять ее в свои объятия, и оказался совершенно не готов к тому, что внезапно возникшая перед его физиономией ладонь Клементины нанесет ему по щеке звонкий и весьма чувствительный удар.
— О… Боже!
— Подонок! — произнесла она и размахнулась для нового удара, на сей раз правой рукой, но ему удалось перехватить ее руку и притянуть девушку к себе.
— Не надо, — сказал он. — Больно.
Данфи потряс головой, и злоба оставила Клементину так же внезапно, как минуту назад овладела ею. Слезы хлынули из глаз, и она упала в его объятия.
— Я так по тебе скучала, — прошептала она. — Мне было так плохо.
Они вошли в квартиру и, миновав гостиную, прошли прямо в спальню. Упав на кровать, они занимались любовью с нежностью и отчаянием обреченных. Снова и снова… Затем начало смеркаться, и внезапно наступила ночь. Следующее, что помнил Данфи, было то, как Клементина будит его.
Они отправились в греческий ресторан на Шарлотт-стрит с его особым неповторимым уютом, свечами и запахом дров в камине. Устроились за столиком в углу, и Данфи попытался объяснить Клементине — правда, соблюдая предельную осторожность и оттого не очень внятно, — почему ему так спешно пришлось покинуть Англию.
— Ну, понимаешь, это такой случай, которые бывают… ну, по правде говоря… как бы то ни было, я ничего не мог поделать… В общем, те люди, на которых я работаю… или работал…
— Да-да, именно. И кто же они такие? Ведь ты так и не сказал.
— Ну… они… в общем, одно правительственное учреждение.
— Значит, ты шпион?
Данфи отрицательно покачал головой:
— Нет. Я был шпионом. Ну а теперь я… — Он не знал, как закончить неудачно начатую фразу.
— И кто же ты теперь?
— Теперь, я полагаю, меня можно было бы назвать безработным.
— Значит, ты оказался лишним?
— Да. Совершенно точно. Я лишний. Я, блин, абсолютно лишний.
Клементина склонила голову набок.
— И что это значит в шпионской работе?
— Примерно то же, что и в любой другой. — Внезапно Данфи с таинственной улыбкой наклонился к ней. — Официант явно в тебя влюбился, — прошептал он.
Она пристально взглянула на него.
— Хочешь сменить тему?
— Должен.
— Почему?
— Есть такая вещь, которая называется «нужно знать».
— И что?
— У тебя ее нет.
Клементина нахмурилась.
— Мы еще посмотрим, — сказала она.
Наступила пауза. И тут Данфи внезапно, как будто вопрос только что пришел ему в голову, спросил:
— Ты все еще ходишь заниматься в Кингз-колледж?
Клементина кивнула.
— Знаешь, у меня возникли вопросы по поводу одного тамошнего профессора. Того, который погиб… Шидлофа. Как ты думаешь, я мог бы побеседовать с кем-то из его студентов?