Книга Конь в пальто - Сергей Донской

Как только Олежка сказал «да», закрутились-завертелись колесики не им придуманного механизма, затикали секунды отсчета не им отмеренного времени. И нависла над ним опасность, гораздо более страшная, чем немилость Хана или поврежденные органы. Но поздно было возвращать коротенькое «да» назад, даже лишать его бодрого восклицательного знака было поздно.

Олежка угнетенно вздохнул и машинально поискал глазами источник тяжести, давившей на него все сильнее и сильнее. Глаза напоролись прямо на желтые, немигающие зрачки Хана. В тот же момент тот наполнил взгляд дружеским участием и коммерсантолюбием, отчего вдруг стало тепло и приятно. В направлении Олежки по цепочке двинулось блюдо с собственноручно наложенными Ханом салатами и холодными закусками.

– Мой главный бизнесмен плохо кушает, – озабоченно приговаривал Хан, следя за эстафетой, почтительно передаваемой из рук в руки гостями. – Это никуда не годится. Я хочу, чтобы он был сильным и здоровым, потому что от него зависит процветание всей семьи… выпьем за Ляхова, пока есть такая возможность. Скоро он разбогатеет, зазнается, и тогда его за этот скромный стол никакими коврижками не заманишь…

Закончив речь, Хан скупо улыбнулся и окунул губы в бокал с вином. Все собравшиеся смотрели на разрумянившегося героя дня. Встречались уважительные взгляды, встречались взгляды завистливые. А еще – оценивающие, плотоядные. Именно так смотрели на Олежку бригадиры. Для них заурядный бычара Ляхов превратился в буйвола экономического, которого предстояло по-быстрому откормить на кредитных угодьях и сожрать всей стаей.

Буйвол пасется – волки радуются.

6

Ляхов, выслушавший тост с трепетной признательностью, напомнил Хану глупого пса, радующегося тому, что хозяин вместо пинка наградил его снисходительным почесыванием за ухом. На мгновение стало жаль дурачка. Но только на мгновение. Потому что жалость – непростительная роскошь для авторитетных людей. И Хан молча поднялся со своего места, подавая пример гостям. Затарахтели вилки и ложки, бросаемые ими с той поспешной готовностью, которая присуща разоружаемому отряду.

Застолье кончилось, как кончается все в этой жизни. Истек день, растаял в наступившем мраке вечер. Пришла ночь. Началась вторая, темная половина ханского бытия. Ночью он становился тем, кем был на самом деле, совершенно не заботясь о маскировке под дневного человека.

Готовность номер один!

Хан не произнес громкую фразу вслух, просто пошевелил пальцами, но это было сродни сигналу боевой тревоги. Забегали, засуетились бойцы, готовясь к вылазке за крепостную стену. Зафыркали прогреваемые двигатели общей мощностью в несколько лошадиных табунов. Подали злые голоса псы, потревоженные в своих вольерах: затевалась травля, в которой им тоже хотелось принять участие.

Хан вышел из дома при полном параде, собранный, жесткий, лаконичный. Отдал последние команды, уточнил маршруты, очередность следования, время и место сбора, сигналы оповещения. Никто ничего не переспрашивал. Непонятливые оставались сторожить дом вместе с собаками и долевое участие в общаке имели соответствующее.

Распахнулись тяжелые ворота, выпуская многотонный пуленепробиваемый «Мерседес» Хана и две машины сопровождения. Первая группа понеслась по объездной дороге вокруг города, то и дело петляя, меняя курс, притормаживая и вновь разгоняясь под жалобный писк грубо насилуемых покрышек. Это делалось для того, чтобы отвязаться от вечных милицейских «хвостов» и дать время двум остальным мотобригадам выполнить поставленные перед ними задачи. На все про все отводился ровно час.

Одна бригада почти бесшумно прокралась в пустующий по весне дачный поселок. Фары были погашены, громогласные стереосистемы отключены, челюсти примолкших бойцов плотно сжаты. В неприметном сарайчике, связанный и избитый, дожидался своей участи злостный неплательщик установленной Ханом дани. В его казино, видите ли, захаживал крутой народец, трепавший владельца по плечу, и он на радостях вообразил, что это дает ему какие-то привилегии. Но связи – связями, а путы – путами. Трепыханиями от них не избавишься. Упрямца по-походному, на скорую руку, еще разок отоварили, технично утрамбовали в обширный японский багажник и повезли навстречу новым приключениям.

Из противоположного конца города, другой дорогой, к конечному пункту следования стартовал последний отряд. В одном из багажников тоже барахтался мужчина. Не такой солидный, как владелец казино, попроще, значительно попроще. Просто зачуханный бомж, который два дня назад пропал без вести в районе железнодорожного вокзала. Его тоже продержали в темнице, но не били, напротив, подкармливали, заботливо согревали водочкой.

Все три группы поочередно съезжались в указанном месте, рассредоточивались, выставляли посты наблюдения. Темнеющая вдоль трассы посадка настороженно ожидала дальнейшего развития событий.

Хан неподвижно сидел в своем темно-синем броневике, посасывая пахучую розовую сигаретку. Когда он затягивался, огонек разгорался ярче, отражаясь в лобовом стекле. Снаружи казалось – мерцают две алые точки, кровожадные огоньки в глазах притаившегося в засаде зверя. Не того Зверя, который о семи головах и десяти рогах, совсем другого, несимволического.

Когда поступило донесение о готовности, Хан стремительно шагнул в ночь и углубился в заросли. Несмотря на почти непроглядный мрак, он ни разу не оступился, не споткнулся, не наткнулся ни на одну коварную ветку. Сопровождающие его бойцы, боясь отстать, с шумом перли напролом, вспарывая тоненькую кожу курток, кровяня лица мерзлыми сучьями.

На скудно освещенную поляну Хан вышел как на арену. Неплательщик дани открыл глаза, когда ощутил щекой прикосновение плоского, холодного металлического предмета. Что такое? Пленник сначала едва приподнял веки, а потом глаза полезли из орбит: в тридцати сантиметрах тускло отсвечивал кавалеристский клинок, вещь совершенно неуместная, а потому особенно жуткая в таком мрачном уединенном месте, как ночная посадка за чертой города.

Клинок призывно померцал перед глазами пленника, как бы требуя его внимания, а затем указал вниз: ну-ка, глянь себе под ноги. Руки пленника были заведены за ствол дерева и прихвачены сзади наручниками, но в остальном его свобода действий ничем не ограничивалась. Для того, чтобы проследить за траекторией клинка, достаточно было слегка наклониться вперед.

Там, внизу, пленник разглядел еще один странный предмет – футбольный мяч, как бы приготовленный для штрафного удара.

«Этот бандюга рехнулся», – тоскливо подумал владелец казино. Но, когда мяч, тронутый ногой Хана, вдруг зашевелился, задергался на одном месте, он решил, что сам лишился рассудка. Надеясь, что наваждение сгинет, рассеется, как страшный сон, пленник поспешно закрыл глаза. Тогда клинок шлепнул его по щеке чуть сильнее.

– Смотреть! – приказал Хан.

Пришлось смотреть, как мяч превращается в грязную, мокрую голову мужчины, по шею вкопанного в землю. Голова разинула редкозубый рот и натужно прохрипела:

– Ребятушки, а, ребятушки?.. Миленькие!.. Вы чего удумали? Я ж старый совсем, а, ребятушки? Дайте помереть спокойно! Христом-богом прошу…