Книга Взлёт над пропастью. 1890-1917 годы. - Александр Владимирович Пыжиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начинания МВД были действительно многообразны и направлялись опытной рукой министра, который «успел поразить всех своей чрезвычайной энергией[669]. Даже не принадлежавшие к чиновничьей среде люди разделяли мнение об «изумительной трудоспособности Плеве»[670]. Его качества хорошо дополняет и такая оценка: «несмотря на свою прямолинейную суровость, он умел выслушивать правду, которую ему говорили в глаза; выше всего он ставил полную откровенность и всегда был за неё благодарен»[671]. В июле 1904 года министр пал от руки террориста, а буквально накануне была утверждена предложенная им отмена смертной казни за политические убийства. По иронии судьбы именно его убийца эсер Сазонов благодаря законопроекту своей жертвы избежал казни[672].
Тем не менее ряд специалистов, пытающихся сегодня делать погоду в исторической науке, не склонны к пересмотру фигуры Плеве. Будучи апологетами либеральной общественности, они в ней традиционно усматривают источник подлинного реформаторства. Данный историографический штамп, во многом позаимствованный из западных научных школ, ограничивает возможности более глубокого прочтения источников. Плеве обречён оставаться символом махровой реакции, стоящим на пути истинных носителей прогресса. Отсюда довольно несуразные пассажи, когда в пику Плеве пытаются превознести его преемника на посту министра внутренних дел — князя П.Н. Святополк-Мирского, «способного предложить реальную альтернативу политике В.К. Плеве»[673]. В интерпретации этих учёных Святополк-Мирский не только был способен, но, оказывается, и предложил «целую программу реформ…»[674] Хотя совершенно очевидно, что этот нелепый деятель, даже отдалённо не напоминавший своего предшественника, мог лишь озвучить уже наработанное. Совладать же с ситуацией, которую удерживал в руках Плеве, ему было не по силам. Только за первую неделю в адрес нового главы поступило под тысячу приветственных телеграмм, кои даже не успевали регистрировать: Святополк-Мирский выглядел «ошеломлённым, даже испуганным»[675]. 12 декабря 1904 года был издан указ «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка». Его можно с полным на то основанием считать отправной точкой реформ, намеченных Плеве. Восемь пунктов документа фиксировали направления преобразований в социально-экономической, национальной, правовой сфере; отсутствовало лишь упоминание о политических реформах. Государь посчитал, что проблемы большой политики не относятся к земским компетенциям, и вычеркнул соответствующее место из текста[676]. В литературе это принято расценивать в качестве нежелания верхов продвигаться по пути перемен. Хотя в действительности указ имел не просто важное, а базовое значение для реформаторского курса. Впоследствии именно этот документ был ориентиром для правительства И.Л. Горемыкина и П.А. Столыпина[677].
После гибели Плеве заметно оживился Витте, прозябавший в Комитете министров. Он быстро сближается со Святополк-Мирским, изображая верного союзника и одновременно всюду насмехаясь над растерявшимся министром, чем его сильно дискредитировал[678]. Описывая эти дни, современники отмечали виттевскую активность: «беснуется вовсю, пишет записки, президирует в комиссиях…»[679] Координация исполнения указа от 12 декабря 1904 года поручалась Комитету министров, который тот и возглавлял. Витте явно стремился перехватить инициативу, чтобы вновь попытаться выйти на первые роли. Святополк-Мирский фактически был оттеснён от политического руля: в результате Николай II просто прекратил его принимать, увидевшись с ним только после Кровавого воскресенья 9 января, чтобы окончательно проститься. И даже когда бывший министр скончался (в 1910 году), на его могилу не был возложен венок от императора, как полагалось генерал-адъютанту свиты, а вдова не получила ни одного знака сочувствия; это, пожалуй, единственный подобный случай[680].
Сменивший его адъютант погибшего вел. кн. Сергея Александровича А.Г. Булыгин также был слабо адаптирован к нарождающемуся политическому формату. Его деятельность в министерском качестве ознаменовалась указом от 18 февраля 1905 года, коим все граждане призывались подавать свои проекты для рассмотрения[681]. Этот указ являлся слегка переработанным текстом, который три с лишним года назад презентовал тогдашний глава МВД Д.С. Сипягин[682]. Этот сановник буквально бредил царствованием Алексея Михайловича XVII века и мнил себя неким «ближним боярином», посредничающим между страной и монархом. Утверждая себя в этой роли, Сипягин желал, чтобы поток различных обращений, предложений, жалоб замыкался на него[683]. Если говорить о своевременности взброса сипягинского проекта, то, учитывая накаляющуюся обстановку 1905 года, он вряд ли выглядел тем, что могло бы её разрядить. Тем более сам Булыгин всеми своими действиями демонстрировал неуверенность, смотря на своё неожиданное назначение как на временное. Он даже избегал замещать вакансии директоров департаментов в министерстве, желая оставить свободу для выбора сотрудников своему преемнику[684], тем более от данного руководителя было трудно ожидать какой-либо инициативы в деле государственного реформирования. Как метко подметили, тот не участвует в различных заседаниях, а скорее «отбывает повинность»[685]. По большому счёту, Булыгин придерживался позиции, которую выражал обер-прокурор синода К.П. Победоносцев: «Я смотрю на Россию как на величественное здание, построенное на прочном фундаменте (самодержавии. —А.П.), с которого разные шарлатаны пытаются её стащить, чего я допустить не желаю… Я ничего не имею против надстроек над зданием, если они отвечают фундаменту и общей архитектуре векового здания, но фундамент должен оставаться прочным и нетронутым»[686]. С этой точки зрения надстройкой, которую позволительно допустить, могло стать что-то наподобие Земского собора при самодержце, заботливо выслушивающем голос верных подданных.
С учётом подобных соображений в МВД была образована булыгинская комиссия, готовившая положение об органе подобного формата. Первую скрипку в этой комиссии, несмотря на название, играл Д.Ф. Трепов, назначенный петербургским генерал-губернатором (с предоставлением ему особых полномочий) и товарищем Булыгина по МВД, а также с мая 1905 — ещё и дворцовый комендант. Близость к императору сразу вывела Трепова в эпицентр нахлынувших событий. Этот офицер из окружения вел. кн. Сергея Александровича долгое время служил обер-полицмейстером Москвы, где поддерживал инициативы начальника охранного отделения С.В. Зубатова по нейтрализации рабочего движения. Зубатовское влияние сильно воздействовало на Трепова, и теперь на ниве политического реформаторства он решил апробировать эти наработки, с головой окунувшись уже в конституционный процесс[687]. Правда, его конституционализм при этом выглядел весьма своеобразно. Как он сам пояснял, главное для него — сохранение династии, а какими средствами это будет достигнуто — безразлично: «конституция, так конституция, но я не остановлюсь перед поголовным расстрелом»[688]. В докладах Николаю II Трепов настойчиво убеждал воздерживаться от всяких преобразований и уступок, чтобы прекратить «смущение и растерянность слуг», а также избавиться от зловредного председателя Комитета министров (т. е. Витте. —
