Книга Кодовое слово: Аненербе - Анна Риттер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь входную мы также закрыли на два замка. Минут десять спустя пошёл проливной дождь, который даже через первый этаж было хорошо слышно. Меня в дрожь бросало, стоило подумать, что мы могли эту ночь провести на улице в палатке. Ни огонь не развести, ни покушать, ни согреться.
Сейчас, разложив все свои рюкзаки, мы посмотрели, сколько провизии у нас осталось. Не густо, если честно. Шесть банок тушёнки, семь пакетов с заправкой для супов, разные сублимированные наполнители, четыре килограммовых пакета с гречкой, столько же макарон, много снеков с заправки, растворимого кофе и орехов. Полтора пакета хлеба, соль и сахар.
— Народ, можете не переживать из-за еды. — Даша отошла к середине кухне, ногой отодвинула половик и нашему взору показался люк в…
— Погреб! — Изумлённо воскликнул Бондарев, подходя к нему и дергая за ручку.
— Захвати фонарик, там нет свет. — Попросила его Гончарова и первая спустилась вниз, держа фонарь наизготовку.
— Вау! — Протянула я ошарашенно, оглядываясь по сторонам.
— Откуда здесь столько продуктов? — Изумлённо поинтересовался Илья, пальцами перебираясь от одной банки к другой.
И чего здесь только не было! И крупы, и мука, и поскольку здесь было довольно холодно, весели небольшие тушки мяса, огромное количество закаток, от огурцов, до кабачковой икры. Аж три мешка картошки, около десятка кочанов капусты, два огромных пакета с морковью и свеклой. Растительное и подсолнечное масло. Краюхи хлеба, головки сыра и палки колбас. Пару банок молотого кофе, столько же листового чая. Короче говоря, рай!
Вот только заметив, как поникла Даша, а на её лице отразилась вселенская скорбь, я поняла, что Илья зря задал ей этот вопрос. Мельниченко разбередил её незажившие раны.
— Мы каждый раз закупались большим количеством продуктов. Так как постоянно приезжали сюда на все выходные и праздники. А в этом году, ждали приезда Лиззи на летние каникулы. — Даша грустно улыбнулась мне и не удержала слезу. Я подошла к подруге и крепко её обняла.
— Прости, пожалуйста. Я не подумал. — Виновато опустив взгляд, произнес Илья.
Илья и Тёма увели Дашу наверх, а я взяла пару картофелин, и вернулась наверх, в кухню. Я почистила овощи и, порезав, кинула их в кастрюльку.
— Народ, пойдёмте кушать! — Позвала я, спустя время.
Илья, Даша и Тёма сидели на кухне. Парни успокаивали Дашины воспоминания и были предельно осмотрительны. Любое неосторожное слово могло ранить нашу Дашу. Вообще, Гончарова очень удивительна. Она не похожа ни на кого из своей семьи. У неё достаточно жесткий отец, военная выправка, занимаемая им должность, мама Даши из семьи, где оба родителя являются докторами наук! Отец физических, мать биологических наук.
Хоть Даша и единственный ребенок, она не испорченная. Да, благодаря отцу и его высокопоставленно должности она никогда и ни в чем не нуждалась. Её мама весьма эксцентричный человек. Женщине уже сорок лет, а она выглядит лет на тридцать! Постоянное саморазвитие, йога, медитация, какие-то невероятные книги по психологии и скрытые способности человеческого мозга! Когда я впервые увидела Оксану Игоревну, я ошибочно подумала, что она старшая сестра Гончаровой. Тогда мне самой было четырнадцать лет, а сама Оксана Игоревна выглядела на двадцать пять. Бабушка и дедушка Даши по материнской линии тоже имели эту склонность к длительной молодости. Оба с трудом дотягивали на пятьдесят, хотя по паспорту им было около семидесяти. Но я привыкла. Думаю, что с Дашкой будет то же самое. Если материнские гены в ней преобладают, она долго будет выглядеть как сейчас. На восемнадцать.
Даша очень ранимая девушка. Любит мечтать. Пожалуй, это единственное, что она любит давно и никогда этому не изменяет. В отличие от выбора будущей профессии. Какое-то время она даже писала книги, в которых ярко представляла красивые, необычные миры, и себя в главной роли. Свои мечты она переписывала на бумагу. Поначалу, я думала, что это просто блажь и скоро всё пройдет. Но Дашка росла, и рос её невероятный талант к писательству. Я читала почти все её книги, и мне безумно они понравились. Читала все, кроме одной. Одну книгу она не показывала никому. Вначале я дико обижалась на подругу, дулась и даже не разговаривала с ней. Как так? Тайны от меня, её лучшей подруги? Но это не помогло. Гончарова держалась особняком и так и не поделилась со мной той заветной книгой. А потом я уже и забыла об этом.
Я предлагала Гончаровой пойти на филолога. Писать книги уже не как обыватель, а как профессионал. Но Дашка быстро замяла тот разговор и больше уже ни одна книга ко мне в руки так и не попала. Потом начались поиски себя, да так, до сих пор и не закончились.
Пока мы ели, Тёма спросил:
— У тебя есть ведь где можно помыться? А то у меня башка чешется! — Пожаловался друг, наглядно показывая, что и где у него так чешется.
— Конечно. Есть банька. Можно завтра её растопить. Воды натаскаем из колодца. — Даша снова расцвела, а потом, когда мы ещё доедали суп, вдруг рассмеялась. И я догадывалась о причинах её смеха.
— Ты помнишь? — Продолжая хохотать, спросила Гончарова, тыкая в меня локтем.
— Не начинай. — Предупреждая, попросила я её, но понимала, что раз Дашка вспомнила, то её уже не остановить.
— Я так понимаю, это какая-то смешная история? — Спросил Илья, с интересом нас разглядывая.
— Ооо! — Протянула Гончарова, продолжая смеяться. — Это не просто смешная, это дико смешная история. Мой папа всегда топит баньку самостоятельно. Для новичка находиться в такой парилке очень тяжело. Там невероятно жарко. Мы все привыкшие уже, но в то лето к нам приехала Лиззи. Родители решили отправить нас вдвоём первыми. Я, конечно, понимала, что Лиззи ещё не знает всех прелестей российской культуры и баня для неё что-то вроде кота в чёрном мешке.
— Не преувеличивай. — Возмутила я, перебивая. — У нас в Мюнхене, тоже есть дача с баней.
— Ой, была я там! — Хохотнула Дашка, обижая меня. — Видела я эту «баньку»! Одно название. Это скорее помывочный пункт. — Пренебрежительно махнула в мою сторону рукой.
— Ты была-то только в нашей, в личной. А походила бы в городе, узнала, что у нас в основном, общественные бани. И парят там нисколько не хуже, чем у тебя! — Заступилась я, вспомнив, как однажды, в двенадцать лет, когда приезжала в Мюнхен, родители повели меня в баню. Всё, что я помню, это голые тела и то, как
