Книга Пружина для мышеловки - Александра Маринина

Не хватало мне еще влезать в эту семейную дрязгу.

– Пересчитайте,– твердо повторила она.

Я покорно подчинился. Две тысячи долларов. Открыл сберкнижкуи посмотрел сумму.

– Обратите внимание на дату последнего вклада,– велелаИстомина.

– Зачем?

– Я объясню. Чтобы не было недоразумений.

Я посмотрел. Последний раз деньги на счет вносились четыремесяца назад. Я сложил деньги и книжку в шкатулку, которую Майя Витальевнаснова убрала в шкаф.

– Что это вы там считаете?– требовательно вопросилдед.

– Мы считаем деньги,– холодно и слегка раздраженноответила она.

– Какие деньги?

– Твои, дядя Жора. Твои деньги. И смотрим твою сберкнижку.

– Что ты там можешь считать?– снова начал кричатьон.– Откуда там деньги? Там ничего нет, у меня же все украли. Ты иукрала. Ты меня всего обокрала, положила в шкатулку какие-то бумажки и всемпоказываешь, как будто это деньги. Кого ты хочешь обмануть? Милицию? Не выйдет!

Майя Витальевна тронула меня за руку, и мы молча вышли.Оказавшись снова в гостиной, она тяжело села на стул и обхватила голову руками.

– Что это был за спектакль, Майя Витальевна? К чему все это?

– Дядя Жора – брат моей мамы, он совсем одинокий, у негоникого нет, кроме меня. Жена умерла давно, детей не было. У меня есть младшаясестра, она живет в Канаде с мужем, наши родители уехали к ней, вот иполучилось, что я – единственная дядина родственница. Он уже очень стар, емудевяносто четыре года, он не может жить один, и мы с мужем взяли его сюда.Дядину квартиру мы сдаем за пятьсот долларов в месяц, все деньги я кладу на егосчет в Сбербанке. Не каждый месяц, конечно. Как поднакопится приличная сумма,которую уже страшно хранить дома,– так иду в банк. В последний раз яотносила деньги четыре месяца назад. Плата за последние четыре месяца лежит вшкатулке, вы сами видели и считали. Из этих денег я не беру ни копейки,понимаете? Ни копейки!– а ее голосе зазвучало отчаяние.– Я содержудядю Жору полностью за свой счет. Не думайте, я не считаю это подвигом, этонормально, потому что он всю жизнь был очень близок к нашей семье, он всегдаочень меня любил, и я его тоже любила. Он много для меня делал, и я ему всегдабуду благодарна за это. Мне не в тягость за ним ухаживать, мне не жалко кормитьего и покупать ему лекарства, просто мне очень обидно, когда он каждомувстречному начинает рассказывать, как я его обокрала, лишила его квартиры,денег, в общем, всего. Люди же могут поверить, понимаете? У него старческиймаразм, сенильное слабоумие, но тот, кто никогда с этим не сталкивался, простоне может себе представить, что эти слова могут быть неправдой. Люди, особенномолодые, которые мало сталкивались с глубокой старостью, начинают думать, что ядействительно повела себя непорядочно и что дядя Жора говорит правду.

– Успокойтесь,– мне было отчаянно жаль эту женщину, ия старался говорить как можно мягче и теплее,– успокойтесь, МайяВитальевна, я постоянно имею дело со стариками. Некоторые из них интеллектуальносохранны, некоторые страдают склерозом, а есть и такие, как ваш дядя. Я знаю,как это бывает. Можете быть уверены: в вашей порядочности я не сомневаюсь.

– Спасибо,– тихо сказала Истомина.

Она уже разлила чай по чашкам, когда тренькнул двернойзвонок. Истомина пошла открывать, а я приготовился лицезреть любителя поэзии,которому писательница так неосмотрительно назначила встречу в собственном доме.

Вошедший в комнату любитель поэзии на студента-филологаникак не тянул, да и на преподавателя тоже, уж больно прилично был одет. Если явообще что-то понимаю в нынешней экономике, профессиональные любители поэзиилет тридцати не могут носить костюмы от Хьюго Босса, сорочки фирмы «Пионер» (ясам их ношу, поскольку их очень легко гладить, что немаловажно при моейхолостяцкой жизни, поэтому знаю, сколько они стоят) и галстуки от Кензо. И чтоэтому небедному проходимцу надо от писательницы Истоминой? Я весь подобрался инасторожился. Похоже, легкомысленная и доверчивая Майя Витальевна не напрасноменя позвала.

Гость был усажен за стол и обеспечен чаем. Меня емупредставили как Игоря Владимировича, без указания должности и звания.

– Андрей,– он протянул мне руку, которую я пожал сдемонстративным радушием.

– Чем я могу быть вам полезной, Андрей?– спросилаИстомина.– Вы что-то говорили о моих ранних стихах, если я не ошибаюсь.

– Если точнее, меня интересует одно стихотворение. Я ненашел публикацию и даже не знаю, печаталось ли оно где-нибудь, но я знаю, чтооно существует.

– Даже так?– несказанно удивилась писательница.–Откуда же вы о нем знаете, если не читали?

– По радио. Где-то в начале семидесятых годов вы читали егов передаче «Молодые поэты».

Истомина улыбнулась и словно помолодела на глазах.

– Да, был грех, увлекалась в юности,– сказала она чутьсмущенно.– Но вы правы, мои стихи действительно нигде не публиковались.То есть в качестве поэта я не состоялась. Я в той программе читала «Твойпрофиль на полях моих стихов…» Вы ведь это имеете в виду?

Теперь смутился гость.

– Честно говоря, не знаю.

– То есть как? Вы что, совсем ничего не помните, ни строчкииз стихотворения, ради которого вы пришли ко мне? Это как-то странно.

Мне показалось, что Истомина даже немножко обиделась. Вотподи пойми этих авторов: только что сама призналась, что как поэт не состояласьи стихи свои нигде не публиковала, а теперь обижается, что кто-то не помнит нистрочки из ее творчества. Нет, я всегда знал, что певцы и актеры – люди сбольшими странностями, все-таки папа у меня оперный певец и все эти странностимы с мамулей прочувствовали на собственной шкуре, но с писателями мне как-то неприходилось иметь дело, а выходит, что и они – натуры слишком тонкие дляпонимания такого обывателя, как я.

– Майя Витальевна, вы уж простите меня,– виноватозаговорил гость в дорогом костюме,– но я стихотворения сам не слышал,ведь это было в начале семидесятых, а я родился только в семьдесят четвертом.Мне о нем рассказывали.

– Да?– она надменно приподняла брови над оправойочков.– И что вам рассказывали?

– Что оно было посвящено некоей Елене Шляхтиной. Это верно?

– Верно. Но я что-то не пойму, Андрей, что вас конкретноинтересует и зачем это вам. Вы вообще кто?

О! Вот вам пример женской психологии. Она уже впустилачеловека в дом, усадила его пить чай, обсудила свое несостоявшееся поэтическоетворчество и только теперь, наконец, соизволила спросить, кто он такой и почемуинтересуется ее стихами. Нет, ну вы мне скажите: можно спокойно работать научастке с таким населением? Можно крепко спать по ночам, зная, что половинамоего населения – женского пола, а из них две трети ведут себя именно так, какМайя Витальевна Истомина? А я еще удивляюсь, что мои старики проявляют излишнююдоверчивость и вступают в разговоры с разными проходимцами, звонящими в дверьих квартир.