Книга Ловушка уверенности. История кризиса демократии от Первой мировой войны до наших дней - Дэвид Рансимен

везде, где только можно. Моральный риск очевиден: демократии никогда не придется учиться, а потому она будет делать одни и те же ошибки. Кеннан соглашался, что демократии, скорее всего, действительно будут делать одни и те же ошибки. Это означало, что научиться они могут только в том случае, если посмотрят на историческую ошибку, которую допустили Советы. Демократиям вечно не хватает чувства перспективы и дать его им может только нечто внешнее. Но Липпман думал, что эта внешняя перспектива искажена. Она превращала демократию в некий монолит, увиденный сквозь призму противника-монолита. Она игнорировала все иные ошибки, которые демократии все еще могут допускать.

Кеннан пытался предложить демократии прагматическое мировоззрение, которое было бы чувствительным к ее недостаткам. Наверняка было известно лишь то, что идеологические альтернативы хуже. Он считал себя реалистом. Однако он просил слишком многого. И вскоре сам это признал. Ни одно долгосрочное мировоззрение не может быть по-настоящему прагматичным, и ни одна демократическая страна не может учиться на ошибках другого народа. Сдерживание стало означать перманентную конфронтацию и взаимные подозрения. Оно породило особый менталитет, одновременно беззаботный и бездумный. Со временем оно превратилось в вызывавшую отвращение Кеннана политику, известную под именем «обнуления» (rollback): Запад должен всегда давать отпор Советам, причем его удар должен быть сильнее полученного. Когда это случилось, Кеннан понял, что он согласен с Липпманом. Взгляд вдаль для демократии опасен. Он заводит в ловушку. Чем увереннее демократии в собственной судьбе, тем с большей вероятностью они отклоняются от курса.

Вера в будущее, которая должна подкреплять терпение, в конечном счете его подрывает.

Вид с горы

Липпман – это Зелиг политики XX в. Он появляется в каждом месте, во все важные моменты, хотя, глядя в прошлое, его легко не заметить. Запоминаются люди, рядом с которыми он стоит.

После войны австрийский экономист Фридрих Хайек тоже неожиданно прославился. Косвенной причиной, как и в случае Кеннана, послужил Липпман. Еще в 1937 г. Липпман опубликовал книгу под названием «Хорошее общество», в которой доказывал, что политика «Нового курса» создавала все больше угроз для свободы индивида: он считал, что чрезвычайная ситуация 1933 г. превратилась в предлог для чрезмерного государственного контроля. Хайек, вдохновившись в определенной мере примером Липпмана, написал для широкой публики собственную небольшую книгу об угрозе свободе со стороны централизованного планирования [Науек, 1944; Хайек, 2005]. Он назвал ее «Дорога к рабству» – это выражение было взято с последних страниц «Демократии в Америке» Токвиля[41].

Книга Хайека была опубликована в 1944 г. Другие экономисты, которые в ту пору размышляли о возможностях и границах послевоенного мира, приняли ее в целом благосклонно. Кейнс сказал Хайеку, что со многим он согласен, хотя в чрезвычайно уверенных заявлениях Хайека он видел нечто донкихотское. В 1945 г. «Reader’s Digest» опубликовал сокращенную версию, благодаря которой основные аргументы Хайека стали доступны для максимально широкой публики в США. Для некоторых она стала своего рода библией.

Хайек утверждал, что демократии могут видеть в планировании способ добиться контроля над рыночными силами, но на самом деле это иллюзия. В действительности планирование ведет к полной потере демократического контроля. Ни одно сообщество избирателей никогда не придет к согласию по экономическому плану – это было бы слишком сложно и всегда было бы слишком много конкурирующих интересов, – поэтому для планирования необходима элитная группа экспертов, которая принимала бы решения о том, кто и что получает. Демократия означает правление большинства, но большинство не может согласиться с планами. Поэтому есть всего две возможности. Либо большинство соглашается передоверить все важные решения кому-то другому. Либо же оно соглашается отказаться от самой идеи плана. Хайек думал, что единственный способ спасти демократию – это убедить ее выбрать второй вариант.

С 1945 г. Хайек стал проводить собрания либеральных интеллектуалов, чьей задачей была разработка парадоксального аргумента, что демократии смогут сохранить контроль над своей судьбой лишь в том случае, если откажутся ее контролировать. Люди должны будут научиться жить в ситуации неопределенности. Хайек думал, что главная задача послевоенных демократий – научиться понимать свои пределы.

Со временем Хайек нашел спонсора, составил программу и список участников конференции, которая должна была пройти на швейцарском курорте Мон Пелерин в апреле 1947 г. Липпман был приглашен, но не приехал – он был слишком занят сражениями у себя на родине. В конференции участвовал австрийский коллега Хайека Людвиг фон Мизес, а также Карл Поппер, Майкл Полани и ряд более молодых европейских и американских интеллектуалов, включая Милтона Фридмана из Чикаго. Хайек хотел назвать новое собрание «Обществом Токвиля – Актона», в честь двух героев либерализма XIX в., которым он поклонялся (Актон – это лорд Актон, человек, который сказал, что «власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно»). В конечном счете оно получило известность как Общество «Мон Пелерин».

Цель Общества «Мон Пелерин», как ее понимал Хайек, заключалась в том, чтобы придумать противоядие от чувства инерции, которое он замечал вокруг себя. «Фатализм» он считал величайшей угрозой послевоенной эпохи. Он боялся, что истощенные и травмированные демократии Европы проголосуют за социализм, и вряд ли этот выбор покажется им спорным. Казалось, что социал-демократия – государство всеобщего благосостояния, плановая экономика, контроль цен – позволяет забыть об ужасах войны и дает гарантию от повторения экономического хаоса, который к ней привел. Это был шанс начать все с нуля и надежда на более устойчивый, более справедливый мир. Кто же от такого откажется?

Британские избиратели показали пример в 1945 г., отвергнув своего короля-воителя Черчилля ради кроткого Клемента Эттли и его правительства администраторов. В разных странах континентальной Европы появлялись признаки того, что другие избиратели готовы последовать этому примеру или даже сделать кое-что похуже. Немало мест на местных выборах во Франции и Италии получили коммунисты. В Германии региональные плебисциты показали значительную поддержку национализации крупных отраслей промышленности. Большинство людей хотели, чтобы правительство занялось их повседневной борьбой за существование, их тяготами, и предоставило им какие-то гарантии. Хайек думал, что это стремление к гарантиям является смертельно опасной политической ловушкой. Он чувствовал, что нужно обязательно рассказать людям, что у социализма есть альтернатива. Однако нужно было еще, чтобы они захотели выбрать эту альтернативу.

Именно вера в то, что демократии могут научиться контролировать себя, столь разительно отличала Хайека от большинства его современников. В этом заключалась большая разница между ним и Липпманом, который не особенно верил в способность того или иного демократического режима понять, что он делает. Вера Хайека в демократию также отличала его от другого австрийского экономиста, с которым его часто сравнивают и иногда даже путают,