Книга Город как безумие. Как архитектура влияет на наши эмоции, здоровье, жизнь - Сара Уильямс Голдхаген

Текстурированные материалы и поверхности – как лавовые камни в отеле «Империал» Райта или травертин, бетон и тик Института Солка – проталкиваются в наше окололичностное пространство, вызывая мультисенсорные, насыщенные эмоционально не осознаваемые и осознаваемые когниции. Взять хотя бы тиковые панели, использованные для облицовки ступенчатых офисных блоков. Люди любят дерево. Оно привлекает их по множеству причин. В сравнении с металлом дерево сохраняет практически постоянную температуру. С колористической точки зрения дерево кажется теплым, имея красновато-оранжевый оттенок коричневого, – люди склонны считать эту цветовую гамму привлекательной и слегка стимулирующей. Древесная фактура демонстрирует привлекательные напряженность и нерегулярность рисунка. Поскольку дерево характерно для жилой архитектуры, оно одновременно вызывает ассоциации с природой, с одной стороны, и с домашностью – с другой. Травертин также порождает массу ассоциаций, отчасти перекликающихся с теми, что мы подобрали для дерева (природность, случайность, текстура), и в то же время побуждающих почти пафосно сопоставить твердую неизменность с пористой хрупкостью и кремовой роскошью выщербленного камня древнего Рима.

Когда на поверхностях здания видны следы его сооружения, они вызывают нашу осязательную, интерсенсорную вовлеченность другого рода: они дают возможность мысленно воспроизвести процесс их создания. Мы видели эту динамику в обработанных вручную каменных поверхностях Музея на реке Нойтелингса и Ридейка в Антверпене. Нойтра, обдумывая свою реакцию на сделанные руками объекты, объяснял ее механизм. Он писал: «Глядя на сформованную руками керамику, на линии чертежника или буквы каллиграфа, мы неосознанно идентифицируем себя с их создателями. Мы, кажется, следуем воображаемым мышечным усилиям, ощущаемым мастером, словно прикладываем их». Гипотеза Нойтры, выдвинутая за десятилетия до того, как стали доступны исследовательские инструменты, способные доказать ее, была практически подтверждена открытием в мозге систем канонических нейронов и зеркальных нейронов.

Канонические нейроны контролируют моторные действия. Они расположены в лобной и теменной долях мозга и отзываются, когда мы, например, лепим глиняный сосуд вручную или на гончарном круге, а также когда мы просто смотрим на неодушевленный предмет вроде комка глины, визуализируя целенаправленные действия. Зеркальные нейроны (также расположенные в лобной и теменной долях) тоже активируются, когда мы выполняем определенное действие, например лепим из глины, и когда мы мысленно воспроизводим это действие; они также «разряжаются», когда мы наблюдаем за кем-то другим, выполняющим это действие. Механизмы канонических и зеркальных нейронов мозга указывают на то, что в нашем восприятии строительных сред обработанные человеком поверхности, равно как созданные вручную предметы, действительно побуждают нас симулировать процессы, с помощью которых они были изготовлены.

Действие канонических и зеркальных нейронов помогает объяснить глубинную силу наших реакций как на особенности форм, так и на свойства поверхностей. Когда мы смотрим на объект, с которым потенциально можем взаимодействовать, или мысленно готовимся предпринять определенное действие, например открыть окно или подняться по лестнице, отзываются канонические нейроны. Зеркальные нейроны разряжаются не только когда мы готовимся открыть окно или подняться по лестнице, но и – что удивительно – когда просто смотрим, как другой человек осуществляет эти действия – как будто представляем себя выполняющими то же действие, намереваясь понять, что этот человек собирается делать. Так что эти нейроны «отражают» действия человека, за которым мы наблюдаем. Открытие механизмов канонических и зеркальных нейронов поддерживает складывающееся в когнитивной нейронауке мнение о том, что моторная система человека, возможно, не является чем-то отличным от наших сенсорных способностей и что это могут быть два компонента одной, единой системы. Восприятие никогда не бывает пассивным. Мы воспринимаем, чтобы действовать.

Если мы обращаем внимание на какой-то объект или элемент – лестницу, пандус, – который ассоциируем с определенным действием – подъемом по лестнице или пандусу, – наши канонические и зеркальные нейроны могут активироваться. Это вместе с визуальным динамизмом сочетания диагоналей со спиральными линиями объясняет, почему нам кажется таким динамичным знаменитое соединение лестницы и пандуса на спроектированной Ле Корбюзье вилле Савой. Глядя на два этих средства подъема и спуска, мы можем неосознанно испытывать легкое ощущение активизации наших ног и торса.

Ученые также продолжают выявлять наши сложные психологические и нейробиологические реакции на свойства поверхностей: материалы, текстуры, цвета, податливость и плотность. Изучение откликов канонических и зеркальных нейронов на текстуры и материалы – богатая область для будущих изысканий. У нас уже есть ряд исследований, иллюстрирующих психологическую силу наших реакций на свойства поверхностей. Одно из них мы уже обсуждали раньше: ученики активнее участвуют в групповой дискуссии, если мягкая мебель, диванные подушки, коврики украшают их классную комнату. Исследования в области социального мышления, в которых рассматриваются мнения, складывающиеся у людей о других, и решения, которые они принимают в отношении своего собственного поведения, приносят удивительные результаты. Например, когда человек держит в руке горячую чашку с кофе, более вероятно, что он сочтет незнакомца щедрым и дружелюбным, чем если бы он держал в руке стакан кофе со льдом. Студент, сидящий на стуле с твердым сидением, будет более жестким переговорщиком, чем если бы он сидел в мягком кресле. Познакомьтесь с новым человеком, прикасаясь к грубой поверхности, и вы, скорее всего, вспомните этот обмен репликами как «шероховатый»; встретьте кого-нибудь, держа в руке твердый предмет, и вы, видимо, сочтете этого человека «неуступчивым». Эти данные свидетельствуют о том, что люди метафорически распространяют схемы, которые они строят в отношении впечатлений от поверхностей, – мы видим грубую текстуру и знаем, что ощутим шероховатость кончиками пальцев, – на сферы жизни, весьма далекие от телесных ощущений, их породивших.

Поверхности неотделимы от форм, конечно, и один из аспектов поверхности, неразрывно связанной с присущей ей формой, – ее формирование силами земного тяготения и физическими свойствами материи. Преимущественно из-за того, что мы живем на земле, мы понимаем основные принципы земного тяготения. Мы можем представить приблизительную траекторию бейсбольного мяча, после того как бита отправит его в воздух. Мы знаем, что, стоя вертикально на ровной горизонтальной плоскости, мы будем сохранять устойчивость и что, если мы сравним свою относительно необремененную голову «там, вверху» с расставленными ногами «там, внизу», мы ощутим сжимающие силы земного тяготения, направленные вниз. Точно так же мы понимаем и даже чувствуем, что мы видим, когда дизайнер подчеркивает воздействие гравитации на свое здание, как сделал строитель величавой гробницы Мухаммад-шаха и Даниел Бёрнем, проектируя Монаднок-билдинг в Чикаго – с расширяющимся книзу основанием и стенами шестифутовой толщины. Некоторое неудобство – или, говоря политкорректно, динамизм – возникает, когда силам гравитации противоречат: Нимейер намеренно бросает им вызов в своем нереализованном проекте Музея современного искусства в Каракасе, переворачивая пирамиду, чтобы водрузить ее на скалистый утес.