Книга Король гоблинов - Кара Барбьери

– Откуда это тебе известно? – резко бросила я. – Ты что, умеешь видеть будущее?

Я так разозлилась, что готова была наброситься с кинжалом на самодовольного гоблина прямо сейчас. Неужели он действительно считал, что все так просто и легко? Что я немедленно забуду дом, семью, людей и полюблю царство вечной зимы, где имелись лишь бесконечные сугробы да нагромождения камней? Мне доводилось встречать тех, кто сбежал из Пермафроста. И от их рассказов кровь застывала в жилах. О монстрах, пожирающих сырую плоть жертв, не гнушаясь и себе подобными. О жестоких схватках по любому поводу. О тяжком труде, который выполняли рабы, потому что сами гоблины не умели создавать ничего – лишь разрушать. Если этот Сорен думал, что я буду счастлива в подобном месте, то с его мозгами явно было что-то не в порядке.

– Ты можешь пока мне не верить, – прокомментировал собеседник, который внимательно наблюдал за выражением моего лица, – но обязательно поверишь когда-нибудь. Я в этом не сомневаюсь.

Я отрицательно затрясла головой и отвернулась, стараясь удобно устроиться на седле, которое упиралось в корни расщепленного молнией дерева. Просто поразительно самоуверенный спутник мне попался! Заявлять, что знает, как я буду себя чувствовать, если и не прямо сейчас, так в будущем… Не имея при этом ни малейшего представления ни обо мне, ни о моих желаниях. На глаза невольно навернулись слезы, потекли по щекам и закапали на вывороченные корни.

Корни. Что-то важное было связано с корнями. Я помнила об этом, несмотря на ужасную душевную боль. Навязчивая мысль всплывала снова и снова.

Так продолжалось и дальше, пока мы путешествовали на север. Повсюду стояли сухие деревья без листвы, пожухшую траву покрывали сугробы, а промороженные скалы с ледяными шапками напоминали заостренные зубы дракона. Суровая природа дикого края могла бы даже показаться красивой, если бы я находилась здесь по своей воле. Но это было не так, и оно ощущалось каждой клеточкой тела.

Сорен продолжал пытаться разговорить меня, но я старательно игнорировала его, несмотря на скудность и бесплодность окружающей среды, из-за чего одиночество и тишина становились особенно невыносимыми. И все же гоблину удалось несколько раз вытянуть короткие ответы, когда я занималась монотонной работой вроде разделки тушки кроликов или белок, изредка попадавшихся в тундре. Он спрашивал какие-то глупые мелочи, например, мой любимый цвет или какое время суток мне нравится больше. Чаще всего я отделывалась саркастичными репликами, оставляя настырного собеседника недоумевать. Неумение жителей Пермафроста отличать оттенки эмоций в речи служило немалым источником раздражения, надо сказать.

Но иногда, застав меня врасплох и получив от неожиданности честный ответ, Сорен делился и информацией о себе. Так я узнала, что зеленый – это его любимый цвет, что закату он предпочитает рассвет, когда небо только начинает превращаться из серого в розоватый, а вкус селедки от души ненавидит. Также мне стало известно, что гоблин является благородным лордом, что позволяет лозам оплетать поместье, поскольку считает эти растения более красивыми, чем цветы, трава и даже деревья, а еще что он хотел бы иметь братьев или сестер, хотя быть единственным наследником для вельмож намного проще.

Мне не нравилось, что после подобных откровений Сорен начинал казаться не монстром, забравшим меня из дома помимо воли, а живой, реальной и почти приятной личностью, равным человеку. Это убаюкивало бдительность, внушало ложное чувство безопасности, а напряженные мышцы расслаблялись, заставляя меня откладывать нападение.

В ту ночь, когда я погрузилась в сон рядом с голубым костром, придвинувшись ближе к спутнику, от которого исходило приятное тепло, и не почувствовала при этом отвращения, битва была окончательно проиграна. Стало ясно, что мне оставалось лишь все больше погружаться в мир Сорена. Все больше сближаться с молодым благородным лордом.

Я проигнорировала тихий голос в сознании, шептавший, что все происходящее не важно и следует сосредоточиться на корнях, а вместо этого задалась вопросом, так ли уж плохо на самом деле полюбить это место, полюбить Сорена. Однажды ночью противоречивые голоса стали такими громкими, что я очнулась, задыхаясь от ужаса.

Меня окутало четкое понимание, что требовалось немедленно что-то сделать, оказаться в ином месте. Нельзя было и дальше продолжать путешествие, нельзя было засыпать, иначе пробудиться предстояло уже не в том мире, к которому стремилась душа. Я вытащила нож, подаренный, казалось, целую вечность назад, и крепко сжала его в ладони. От железа исходил неприятный запах, который донесся и до Сорена, лежавшего неподалеку. Он бросил на меня смиренный взгляд, словно давно ждал подобного поворота, и потянулся, чтобы обезоружить. Однако я сумела увернуться, метнулась к ближайшему дереву и принялась кромсать его корни, пока из порезов не потек темный густой сок. Словно одержимая темным демоном, я приникла губами к вязкой жидкости и сделала глоток.

Внезапно все исчезло: Пермафрост, деревья, лошади, Сорен. Остались лишь корни. Невообразимо длинные и толстые.

Я же полетела вниз.

* * *

Когда падение закончилось, а я снова оказалась на самом дне пропасти, раздался голос Хель:

– Какая умная девочка. – Тон звучал так снисходительно, точно она обращалась к младенцу. – Ну разве не прелесть? Или ты не растворилась в другой своей личности лишь благодаря слепой удаче?

– Не надо сомневаться в моих силах! – огрызнулась я, но услышала только скрипучий, неприятный смех богини.

Постепенно все звуки отдалились. Ко мне взывала сама бездна, сверкающая, будто поверхность воды, по которой пробежала рябь. Я взглянула в пустоту и услышала древний шелестящий голос: «С помощью корней, клыков и железа возвращайся к нам. С помощью корней, клыков и железа выбери судьбу». Несмотря на отсутствие говорившего, слова ощущались кожей, словно ласка. В отличие от насмешек Хель, шепот звучал ободряюще. И я покорно сомкнула веки.

Мир снова ожил. В этот раз надо мной нависало предрассветное зловещее небо, а сердце сжималось от дурного предчувствия. Так и не поняв, в чем дело и чем окружающий лес кажется знакомым, я закинула на плечо топор и повыше подтянула вязанку дров. Приближалась зима, а сестре и новорожденному племяннику требовалось тепло, чтобы выжить. Являясь наследницей, я помогала отцу и зятьям заботиться обо всех родственниках, а потому без устали собирала хворост и рубила дрова, чтобы холодными месяцами нам хватило топлива. Когда солнце переставало показываться над горизонтом, океан покрывался льдом, а в замерзшей земле ничего не росло, мы все собирались вокруг костров и жались друг к другу, делясь теплом, пока не наступала весна.

В воздухе кружили снежинки, похожие на хлопья пепла, а ветер доносил странный металлический запах, от которого по спине пробежал холодок. Я присела и приложила ладонь к земле, стараясь услышать, почувствовать, понять, что происходит. И вскоре распахнула глаза от ужаса: копыта десятков коней громко стучали о замерзшую дорогу, сливаясь с нечеловеческими криками охотников. Я выронила вязанку дров и побежала к единственному безопасному месту – к разливу под небольшим водопадом, которым заканчивалась стремительная речушка. Однако остановилась через несколько минут, сообразив, что делаю. Неужели во мне течет кровь предателя и труса? Нельзя прятаться, пока семье грозит опасность. Поэтому я развернулась и помчалась обратно к деревне, чтобы защищать родных от набега гоблинов. И вскоре очутилась в самом центре хаоса.