Книга Класс: путеводитель по статусной системе Америки - Пол Фассел

Каталоги, целящие свои стрелы в средний класс, похоже, исходят из того, что на «геральдическую» продукцию клюнут только клиенты, воображающие себя «британцами» («Ваше [англосаксонское] имя уже здесь? Ваш фамильный герб – восхитительное тиснение на пергаментной бумаге»). И никакое жульничество на эту тему не покажется среднему классу чересчур грубым – очень уж сильна его потребность в достойном (то есть британском) семейном происхождении. Вот один каталог предлагает набор из двадцати четырех стаканов «с геральдическими росписями» (я цитирую): «ваше фамильное имя и герб». И ниже меленько уточняет:

Сансоновский институт геральдики подберет в своих архивах и справочных изданиях герб, когда-либо использовавшийся персоной с такой же или близкой по звучанию фамилией. Выбор герба не предполагает никаких указаний на генеалогические связи между вашей семьей и лицами, использовавшими его первоначально.

Целевая аудитория этой надувательской авантюры, к сожалению, со всей очевидностью просматривается из информации о порядке оплаты данной услуги: вы можете получить описанные стаканы и сопроводительную документацию, оплатив покупку «в рассрочку на 10 месяцев, внося в месяц всего лишь по 5,99 доллара, не считая сопряженных финансовых расходов». Подобным образом взывают и к шотландцам, которые при переезде в Новый Свет страдают из-за падения статуса: каталоги предлагают им товары, чутко поглаживая архаичные струнки самооценки – дощечки с именем «клана» и всевозможную продукцию из клетчатой «шотландки», включая и не существующие на родине «галстуки из шотландки». А еще эти маленькие шотландские мужские беретики, в которых любой человек южнее реки Твид выглядит сущим болваном. Все эти «геральдические» и «клановые» причиндалы отражают глубину и трагизм ощущения собственной незначительности, которое так изводит средний класс. «Они чувствуют, что живут в эпоху крупных решений, – пишет Чарльз Райт Миллс, – но знают, что сами они их не принимают». И на этой-то почве возникает в США организация «Американцы королевского происхождения»: описанные Марком Твеном герцог с королем, как мы понимаем, имеют происхождение сугубо американское.

Каталоги прибегают еще к одной уловке, апеллирующей к той же потребности среднего класса простереть свои корни если не в древность, то вглубь – и предлагают способы накопления ценных «коллекций», которые можно передавать в качества наследства из поколения в поколение. Сама идея подразумевает, что каждый сам себе Хантингтон, Фрик или Морган86, и начать, может быть, несколько поздновато, это не так важно, главное все-таки начать собирать коллекцию, которая станет одновременно инвестицией и фамильной драгоценностью. Призыв к жадности здесь на поверхности: «Викторианская подставка для гренков встречается сегодня все реже, это хорошая инвестиция для коллекционеров». Вообще, навязчивое втирание «коллекционных предметов» средним и низшим слоям проникло сегодня и в сферу искусств. Посмотрите на тарелочку Нормана Роквелла – продается за 20 долларов, с предупреждением, что будет расти в цене (!), что выпустили ее «ограниченным тиражом», который разойдется всего лишь за «сто дней специальных продаж» ; да уж, за это-то время можно миллиарды этих жутких тарелочек намалевать. Все представленные в каталоге «коллекционные предметы» отличает одна особенность: они одновременно уродливы, имеют сомнительную ценность и при этом дорогие – фигурку, изображающую персонажа историй Беатрис Поттер, предлагают за 15,5 доллара; фарфоровые статуэтки Hummel – по 42 доллара; англофильские коврики по 52,5 доллара; и венец и квинтэссенция англомании – фигурки английского фарфора Royal Doulton («наша цена – 122,5 доллара»). Нет такой вещи, которая оказалась бы слишком уродливой или нестоящей, чтобы каталоги не осмелились предложить ее «в коллекцию», – главное достаточно взвинтить цену. В одном каталоге для среднего класса предлагается набор из шести «коллекционных винных бокалов», поистине выдающейся непримечательности: ножками им служат крошечные фарфоровые фигурки мужчины, женщины, священника и еще каких-то персонажей, поставленные одна на другую, кромка же собственно бокала покрыта позолотой. Они абсолютно безобразны, при этом шесть штук обходятся доверчивым «инвесторам» в 125 долларов.

А теперь представьте, что вы – гость из высше-среднего класса, вас пригласили в дом среднего класса и показывают обстановку. Все выглядит очень мило, очень чисто, аккуратно, и т.д. Озадачивает лишь одно: у стены высится узкий шкаф-витрина, облицованный грецким орехом, ряды полок защищены от мира прозрачным акриловым «стеклом». Вы никогда не видели ничего подобного, а когда подходите поближе разглядеть экспозицию, озадаченность возрастает: от края до края полки заполнены сотнями «необычных наперстков».

– Что это? – спрашиваете вы.

– Это моя коллекция наперстков.

– Ваша… что?

– Моя коллекция наперстков.

– Хм. Где же вы их – эээ – берете?

– Из каталогов.

– Где?

– Заказываю по почте через специальные каталоги.

Вам хватает великодушия не ляпнуть «но зачем?», ибо тут есть что изучить: вот этот «некогда принадлежал судье», при помощи этого шили наряды к королевской свадьбе, а это «наперсток-митра – крошечная копия митры, которую папа Иоанн Павел Второй надевал во время праздничной службы в США в 1979 году» ; есть наперстки фарфоровые с пасторальными сценками и поучительными сентенциями, есть наперсток с позолоченной аппликацией в форме настоящего листочка «из Венского леса». И вы ошарашенно понимаете, что эта страна наверняка просто кишит коллекционерами «необычных наперстков». А милая дама, демонстрирующая вам свою коллекцию, полагает, что та не просто интересна – нет, она убеждена, что коллекция представляет ценность, и в этом-то весь ужас.

Мне от души жаль эту женщину. Ее присутствием дышит каждая страница каталогов для среднего класса, особенно когда они предлагают вещицы, имеющие отношение к делам кухонным. Например, дощечку, которая, по замыслу авторов, может повесить у себя на кухне хозяйка, серьезно сомневающаяся в своих кулинарных талантах. Предлагая миру такие строчки, она сможет поднять себе настроение и заодно привлечь сочувственное – если не восхищенное – внимание окружающих:

О, мой укромный уголок, где я творю еду,Даруй мне помощь и покой, едва сюда войду.Твой аромат среди кастрюль ласкает ноздри мне,Здесь смех звенит, метла шуршит, суп преет на огне.Благослови семью, родных, пошли всем долгих лет,Да снизойдет любовь на нас,Богатства больше – нет!87

(Лично я, кстати, усматриваю сентиментальную грусть в третьей и четвертой строчках, в которых, пусть и любовно, перечисляются орудия, порабощающие несчастную хозяйку.) Такой дощечке, которая по замыслу превращает недостаток в достоинство, вторит холщовая «ирландская хозяйственная сумка» из другого каталога. На холсте ее зелеными буквами, обрамленными, конечно же, клевером, провозглашается: «Быть ирландцем – милость Божия». Риторический прием тут – назовем его неубедительным призывом unlikely insistence) – по сути своей близок к тому, что мы видим в рекламном слогане «Я люблю Нью-Йорк».