Книга Как Бог съел что-то не то - Джудит Керр

– Какой в этом смысл? – сказал он. – Никто из нас больше никогда не увидит Польшу.

Все понимали: немцы выиграют войну или русские, Польша уже не получит независимость.

Время от времени супруги Познаньские устраивали групповое обсуждение на эту тему. Участники дискуссии никогда не приходили к каким-то определенным выводам, но, казалось, сама возможность поговорить о Польше подбадривала их.

Анне такие обсуждения очень нравились, потому что Познаньские раздавали всем лист бумаги и карандаш на случай, если во время разговора потребуется что-то записать. Вместо того чтобы слушать спорящих, Анна украдкой их рисовала.

Как-то она нарисовала забавную картинку: две чешские дамы вяжут, синхронно двигая спицами. Когда ударили в гонг к ужину, Анна захватила рисунок с собой в столовую. И пока ждали тележку с гуляшом и капустой, мама его обнаружила.

– Взгляни, – сказала она папе.

Папа внимательно посмотрел на рисунок.

– Очень хорошо, – сказал он наконец. – Похоже на раннего Домье. Надо бы тебе учиться дальше.

– Ей нужно брать уроки, – забеспокоилась мама.

– Мама, а как же моя работа? – напомнила Анна.

– Да-да… Но можно брать уроки по вечерам или в выходные, – возразила мама. – Если бы только у нас были деньги…

Хорошо бы чем-то занять вечера, подумала Анна. Вечерами было особенно скучно. Они с мамой прочли уже половину книг из публичной библиотеки, а те, что еще не прочли, Анне не нравились. Поэтому она обрадовалась, когда мама объявила: их пригласили провести вечер у маминой тети Дейнти.

Тетя Дейнти была мамой кузена Отто. А вечер устраивался в честь его возвращения из Канады. В Канаде кузена Отто сначала тоже интернировали, затем выпустили и наконец отправили домой с какой-то особой целью, о которой тетя Дейнти имела весьма смутное представление.

– Папа, ты пойдешь? – спросила Анна.

Но папа наконец-то убедил Би-би-си включить в программу вещания на Германию свой текст и теперь был занят сочинением следующего – надеялся, что и его тоже возьмут. Поэтому Анна и мама отправились в гости без папы.

В автобусе, пока тот полз по затемненным улицам к Голдерс-Грин, Анна спросила маму:

– Почему тетю прозвали Дейнти?[18]

– Это пошло с детства, – объяснила мама. – Прозвище закрепилось, хотя теперь оно вряд ли ей подходит. – А потом добавила: – Она столько перенесла! Ее муж прошел через концлагерь. Перед войной его удалось вызволить. Но он стал другим человеком.

Найти нужный полуподвал оказалось трудно: все дома на длинной улице выглядели одинаково. Наконец мама нажала кнопку звонка. Дверь открыла самая большая и некрасивая женщина из тех, что Анне доводилось видеть. Кроме длинной черной юбки, доходившей чуть ли не до земли, на женщине было несколько свитеров и кардиганов. А сверху еще и пара шалей.

– Ach hallo! Привет-привет! Входите! – воскликнула женщина по-немецки, обнаруживая полный рот кривоватых зубов.

Но глубоко посаженные глаза на ее грубоватом лице светились теплотой и дружелюбием. Тетя Дейнти порывисто обняла маму.

– Здравствуй, Дейнти! – сказала мама. – Как я рада тебя видеть!

Тетя Дейнти провела их вниз по ступенькам в большую комнату, которая раньше, наверное, служила кладовой, но сейчас благодаря драпировкам из тканей и разного рода украшениям приобрела вид почти роскошный.

– Усаживайтесь, усаживайтесь, – приговаривала она, подталкивая их к дивану с высокими подушками. И воскликнула: – Боже мой, Анна! Как ты выросла. И так похожа на отца!

– Правда? – спросила довольная Анна.

И пока она грела руки над масляной горелкой, служившей источником тепла в комнате, мама и тетя беседовали, как это бывает в таких случаях: «…а помнишь, как тогда, в “Лайонс” на Оксфорд-стрит?.. Ой, возможно, она училась в школе позже, но я уверена, ты должна ее знать…».

Потом пришел Отто.

Он был одет гораздо лучше, чем раньше. И тетя Дейнти тут же обхватила сына за плечи, как будто еще не привыкла к тому, что он дома.

– Ему опять скоро уезжать, – сказала она. – В Канаду.

– В Канаду? – удивилась мама. – Но ведь он только что вернулся!

– Я вернулся, чтобы увидеться с некоторыми людьми и кое-что прояснить, разобраться с документами и тому подобное, – объяснил Отто. – Потом я поеду в Канаду, чтобы заниматься исследованиями. Постучи по дереву! – добавил он, словно боялся, что его сглазят.

– Туда-сюда через океан, как маятник, – причитала тетя Дейнти. – А ведь там кругом подводные лодки Гитлера. Только и ждут, чтобы его подстеречь.

Она произнесла «ло-о-одки», словно те широко раскрыли свои пасти, готовые проглотить кузена Отто.

– А что за исследования? – поинтересовалась мама, которая хорошо училась в школе по физике. – Что-нибудь интересное?

Отто кивнул:

– Интересное и, думаю, секретное. Вы помните кембриджского профессора, с которым нас вместе интернировали? Он тоже там. И еще несколько человек. Видимо, это очень важно.

– Но знаете, – воскликнула тетя Дейнти, – когда Отто вернулся домой, отец его не узнал. Я говорю ему: Виктор, это твой сын – узнаешь? Но, кажется, он и теперь не узнает Отто.

– Я вам очень сочувствую, – сказала мама. – Как чувствует себя Виктор?

Тетя Дейнти вздохнула:

– Не слишком хорошо. Большую часть времени проводит в кровати. – И тут же, воскликнув: «Суп! Мы же собираемся обедать!», бросилась вон из комнаты.

Отто пододвинул стулья к накрытому столу, который стоял в углу, и помог матери принести еду – ломти черного хлеба и суп с клецками.

– Кнедлики![19] – восхитилась мама, попробовав. – Ты всегда превосходно готовила, дорогая!

– Да, я любила готовить, – согласилась тетя Дейнти. – Даже в Германии, когда мы держали повара и шесть горничных. Но я еще кое-чему научилась. Как тебе мои занавески?

– Дейнти, ты же не скажешь, что сшила их сама? – воскликнула мама.

Тетя кивнула:

– И подушки на диване, и эту юбку, и разные штучки в холле.

– Мама накопила денег на швейную машинку, – объяснил Отто. – За счет того, что сдавала верхние комнаты. Ей пришлось на это пойти, когда меня интернировали, а на ней еще был отец. Но теперь, – сказал Отто с нежностью, – это место превратилось в настоящий дворец.

– Ах, Отто! Дворец! Скажешь тоже! – воскликнула тетя Дейнти. Сейчас, несмотря на свои размеры, она выглядела совсем по-девчоночьи.

Мама, которая с трудом пришивала пуговицу, не могла в это поверить: