Книга Научите меня любить - Вера Колочкова

– Пап… У тебя, между прочим, сегодня дочка замуж выходит. Твоя, родная, кровиночка. Милочкой зовут. Ты не забыл?

Наверное, он все-таки услышал что-то в ее голосе – моргнул, потер небритую щеку ладонью так, будто пощечину получил. Распрямил спину, глянул вполне осмысленно:

– Нет, что ты, я не забыл. Ты прости, Кать. Просто, понимаешь, такой страх накатил! Сижу, будто себя не помню. С места сдвинуться не могу. Прости…

– Да чего там – прости! Давай вставай, пойдем быстрее! Ничего с твоей Светланой не сделается. Все рожают, и она родит.

– Не знаю… Врачи говорят, у нее роды трудные. Не получается у них чего-то. Я боюсь, Кать!

– Слушай, пап… А можно тебя спросить? Вот скажи, а когда мама нас с Милкой рожала, ты так же всю ночь под окнами сидел?

Подняв плечи вверх, он глянул на нее удивленно, и тут же тень озадаченной снисходительности пробежала по его лицу, будто вопрос прозвучал совсем уж несусветной глупостью. Так смотрят родители на малыша, осмелившегося по наивности спросить, откуда дети берутся.

– Да я теперь и не помню, Катюш… Нет, кажется, не сидел… А почему ты спросила?

– Да так. Просто любопытно стало. Мне мама однажды рассказывала, что у нее тоже роды были трудные. Милку так вообще восемнадцать часов рожала.

– Что ты сравниваешь, Кать? Это же мама! Она сильная, она все может. Я думаю, она б и не захотела, чтобы я около роддома торчал.

– Да откуда ты знаешь… Ладно, пойдем уже, хватит философствовать. Пойдем быстрее!

К дому она тащила его почти волоком. Когда шли по двору мимо бабулек, услышала за спиной их возбужденный шепоток:

– Глянь, глянь, Валька-то успел уж напиться, что ли?

– Да не, он же непьющий, Валька-то… У Аськи насчет этого не забалуешь…

– Глянь, а чегой-то она в тапочках разгуливает? Говорят, Аська ее в институте выучила, а она – в тапочках… Мода, что ль, нынче такая?

Мама приняла блудного мужа, можно сказать, с рук на руки. Крепко уцепив за локоть, молча поволокла в ванную, потом отнесла туда же отцовский выходной костюм с наглаженной рубашкой и галстуком. Опять же – молча. С выражением гневливого презрения на лице.

Заглянув в гостиную, Катя ахнула, увидев Милку полностью для свадебного торжества экипированной. И не узнала – совсем. Действительно, очень уж трудно было узнать в этой хорошенькой куколке прежнюю Милку с ее вихрами и конопушками, с ее всегда чистым, ни одним граммом косметики не траченным лицом и вечным небрежением к дамской гламурной одежке. Нет, правда, каким чувством стиля надо обладать, чтобы из дикого материала вытянуть столько прелести? Из переростка-тинейджерки – сделать такую конфетку?

– Что, нравится? – гордо спросила девушка-стилист по имени Марина, с удовольствием наблюдая за Катиной реакцией.

– Не то слово… – только и развела руками Катя. – Милка, да ты ж у нас, как оказалось, настоящая Золушка! Дюймовочка-нимфетка! Принцесса на горошине! И стоило все эти годы такую красоту под джинсой прятать?

– Значит, стоило, – грустно усмехнулась Милка, оглядывая в зеркале свою тоненькую, сильно затянутую в корсет талию, – значит, состояние души такое было. Чего я тебе буду объяснять – сама все знаешь.

– Да ладно, Мил… Сегодня такой день! Ну, улыбнись, пожалуйста, я так за тебя рада…

Она двинулась было к сестре с объятием, да не успела. Уже слышался из-за двери девчачий восторженный визг – жених приехал. Вспомнив, что ее собственный вид после вынужденной пробежки оставляет желать лучшего, Катя порскнула в ванную, прильнула лицом к зеркалу, пытаясь привести в порядок прическу.

– Ну, чего ты там застряла? – заглянула к ней озабоченно мама. – Главное, туфли не забудь надеть, а то так и пойдешь в тапочках!

Катя оглянулась – родители стояли рядышком в узком коридорчике, плечом к плечу. Нарядные, натужно торжественные. Мама – в строгом синем платье, с ниткой черного жемчуга на полной короткой шее, отец – в сером костюме, голубой рубашке с галстуком. Уважаемые родители невесты, все честь по чести. Глянешь посторонним глазом – умиления не напасешься. И уж тем более в это умиление рожающая любовница никак не вписывается.

Шум в подъезде уже достиг апогея – наверное, жених таки прорвался через все расставленные для него силки и кордоны. Интересно, какой он, Милкин жених? Нет, правда, очень уж это забавно вышло, что она его до самого дня свадьбы не видела. Сестра невесты все-таки. Хотя чего уж тут забавного? Для их семейного волюнтаризма – аккурат в самый раз. Потому что нечего лишние дружбы-знакомства разводить. Сначала женись, а остальное – приложится.

Вид жениха поначалу совершенно разочаровал Катю. Маленький, щупленький, как пацан-восьмиклассник, длинные волосы собраны в куцый хвостик на затылке. И пиджак на нем сидит как на вешалке. Сразу видно, что он такую серьезную одежду терпеть не может, кукожится в ней, как червячок на крючке. И Милкина красота, как только жених встал рядом с ней, потерялась куда-то. Исчезла изюминка той худосочной ломаной прелести, которая так ярко смотрелась бы на фоне жениха более крупного. Ну да ладно, чего уж теперь. Какого уж Бог послал. Пусть и цыплячьей породы, а все равно – жених.

Зато как трогательно этот жених сразу за Милкину ладонь ухватился! Видно, что искренне, не напоказ. И она так же – приняла его ладонь с радостью. Даже с несколько судорожной радостью. Сплели оба пальцы крепко-накрепко, как перед страшным испытанием, переглянулись коротко. Однако этот короткий перегляд, как показалось Кате, очень дорогого стоил. Вроде того – ничего, мы же с тобой сильные. Мы все это действо выдержим, пусть они сколько угодно над нами изгаляются. Так и по лестнице спускались, и до машины шли, не разжимая судорожно сплетенных пальцев. И потом, в течение всего главного «действа», тоже. И еще Катю умилило, как они перешептываются все время. Наверное, друг друга подбадривают. И как Милкино лицо за время короткого шепотка вдруг озаряется сполохом яркой улыбки. Вспыхнет – и пропадет тут же, будто ее обязательно от посторонних глаз прятать надо. Негоже, мол, нашу обоюдную искренность на всеобщее поругание выставлять.

Постепенно Катин глаз к жениху пригляделся. Показалось, что он ничего себе – обаятельный даже. А главное – похоже, у них и впрямь с Милкой любовь. А за любовь можно простить и маленький рост, и тщедушность, и даже куцый хвостик на затылке. Только вот фамилия жениховская ей не понравилась – Мышкин. Нехорошей достоевщиной сразу повеяло. Надо же – а жених-то внешним обликом и впрямь на книжного князя смахивает. Остается надеяться, что с внутренним содержанием дела получше обстоят. Хотя ей-то какое до этого содержания дело? Лишь бы оно Милке нравилось. Будет она теперь не Русанова, а Мышкина, значит.

«Действо», однако, катилось своим чередом и обычаем. В ЗАГСе их выстроили, как полагается, по ранжиру, под свадебный марш Мендельсона загнали всю нарядную ораву на торжественное бракосочетание. Квадратная тетка в бархатном платье оттарабанила свою проникновенную процедурную речь, как стеклянные бусы рассыпала. Под первый законный поцелуй молодых супругов мама пустила слезу, взмахнув невесть откуда появившимся синим платочком – аккурат под цвет платья. Очень трогательно получилось. Глядя на нее, скуксилась было лицом и мать жениха с красивым именем Снежана, но по-настоящему пустить слезу не решилась. Наверное, платочка подходящего не припасла.