Книга Фельдмаршалы Победы. Кутузов и Барклай де Толли - Владимир Мелентьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так ни с чем и вернулся он от Советского подъезда Зимнего дворца.[76]
В последний раз к событиям минувшей поры, но уже в успокоительном тоне Михаил Богданович обращается в письме к царю в январе 1813 года: «Государь! Милостивое письмо Вашего императорского Величества от 24 ноября есть явный высокий знак благоволения Вашего… Оно возвратило утешение и спокойствие моей душе. Оно было в состоянии примирить меня с участью, которая представлялась мне тягчайшей в мире».
Письмо, однако ж, заканчивалось словами: «…Пусть князь Кутузов наслаждается своими победами, пусть он думает, что поверг в забвение того, кто их ему подготовил!»
Между тем война шла своим чередом. Еще 19 октября началось выступление французской армии из Москвы. За Великой армией двигался столь же великий обоз с награбленными в России ценностями.
«Хвост армии, — писал адъютант Наполеона Сегюр, — походил на татарскую орду, совершившую счастливый набег». Последствий деморализованной армии не пришлось долго ждать.
В сражении при Тарутино и Малоярославце она не смогла преодолеть упорное сопротивление русских войск, обладавших более высоким моральным духом.
Боевой же дух французской армии таял с каждым днем, несмотря на бесчисленные воззвания, заклинания и щедрые посулы Наполеона.
Невзирая на принятые им жесткие меры, поражения следовали одно за другим. К тому же отступать «великой и непобедимой» пришлось по ею же разграбленной Смоленской дороге, где вовсю «ходила дубина народной войны».
Жалкое зрелище отступающих захватчиков обогатило русский язык двумя ругательными словами, коими пользуются и поныне. Дело в том, что голодные, больные и замерзающие «завоеватели» обращались к русскому мужику со слезной просьбой: шер ами (дорогой), дайте яйко, мяско, хлеба и т. д., отсюда шаромыжник. Иногда же грозно требовали лошадь (шеваль), отсюда — шваль.
26 декабря 1812 года жалкие остатки наполеоновского войска (около 30 тысяч человек) вновь форсировали Неман, но уже в противоположном (в сравнении с 24 июня) направлении.
28 декабря 1812 года Кутузов в приказе по армии поздравил войска с освобождением страны от иноземных захватчиков, призывая «потщиться довершить поражение неприятеля на собственных полях его». Враг был изгнан из пределов государства Российского. Колокольный звон православных церквей торжественно возвещал об этом. И как реквием наполеоновским полчищам звучали слова Виктора Гюго:
И хотя в этом этапе войны Барклай де Толли участия не принимал, тем не менее заслуга его в разгроме врага становилась все более очевидной. Со временем это стало «достоянием большинства мыслящей публики». Вот почему сообщение о назначении генерала от инфантерии Михаила Богдановича Барклая де Толли на пост командующего 3-й Западной армией[77] встречено было многими как должное.
Еще в ноябре 1812 года, когда Наполеон находился на подступах к реке Березине, воображение россиян будоражила мысль полного окружения и уничтожения наполеоновских полчищ с пленением самого императора Франции.
Возможности для столь заманчивой перспективы, безусловно, были. Действительно, когда войска противника, преследуемые основными силами Кутузова, находились восточнее Березины, сюда с юга вышла армия адмирала Чичагова, которая 21 ноября овладела важным опорным пунктом Борисов.
С севера, также на Березину, выходил корпус Витгенштейна. Захватив населенный пункт Бараны Витгенштейн оказался всего лишь в суточном переходе от Чичагова. С востока сюда же стремительно шли отряд Ермолова и казаки Платова.
Словом, обстановка для Наполеона оказалась архисложной. Неслучайно некоторые из приближенных настойчиво советовали ему «спасать себя, пока еще есть время».
Чичагов, уверенный в неминуемом пленении Бонапарта, поспешил разослать в войска приметы Наполеона, главной из которых был малый рост. Впрочем, поразмыслив, адмирал распорядился: «Для вящей же надежности ловите и приводите ко мне всех малорослых французов».
Наполеону, следовательно, ничего не оставалось, как или содействовать плану адмирала, или продемонстрировать моряку полководческие способности сухопутчика, что он и предпочел.
Поручив маршалу Виктору сдерживать Витгенштейна с севера, другому из своих маршалов, Удино, он приказывает: «Выбить этого слабоумного адмирала[78] из Борисова». 23 ноября французы, опрокинув авангард Палена, ворвались в Борисов.
Теперь уже для Чичагова обстановка оказалась не из простых. Он обратился к начальнику своего штаба генералу И. В. Сабанееву:
«Иван Васильевич, я во время сражения не умею распоряжаться войсками, прими команду и атакуйте неприятеля», затем адмирал спешно ретировался, оставив в Борисове свой «обед с серебряной посудой, багаж, платье и портфель».
Захватив Борисов, Наполеон блестяще осуществляет дезинформацию противника. С большой помпой он стал готовить переправу через Березину южнее Борисова, у села Ухолоды. Сюда шли обозы со строительными материалами, совершали ложные марши войска, у местных жителей «под клятву не раскрывать секрета» собирали сведения о глубине реки с расчетом, что «клятва сия будет непременно нарушена» (так и получилось: в ту же ночь «клятва» стала известна Чичагову). Словом, обман получился, и 3-я Западная армия, оставив у Борисова небольшой охранный отряд, потянулась к месту ложной переправы.
Между тем, тщательно маскируясь, Наполеон строил два моста севернее Борисова у местечка Студенка. Французские саперы, стоя по пояс в ледяной воде, старались вовсю.
Уже 26 ноября здесь началась переправа. На следующий день французы столь же успешно преодолевали этот водный рубеж главными силами. К тому времени (разобравшись в обстановке) к Студенке спешили с юга — войска Чичагова, с севера — Витгенштейна, с востока сюда же стремились казаки Платова и отряд Ермолова.
28 ноября переправа превратилась в ужасное зрелище. С трудом сдерживая натиск Чичагова и Витгенштейна, Великая армия в столь же великом беспорядке (забыв элементарные правила «цивилизованной» войны) ринулась на мосты.
Развязка наступила на следующий день. Не завершив переправу главных сил, Наполеон сжег построенные им же мосты. И хотя потери французской армии были велики, однако ни полного окружения и разгрома неприятеля, ни тем более пленения Наполеона не получилось. Разумеется, причин незавершенности операции было несколько. Однако главным виновником «упущения» Наполеона почитали адмирала Павла Васильевича Чичагова.