Книга Агент полковника Артамонова - Борис Яроцкий

Николай Дмитриевич про себя улыбнулся. О близкой войне с Турцией уже говорили даже извозчики, а это был верный признак того, что все слои населения войну за освобождение Болгарии поддержат.

Невольно мелькнула мысль о генерале Непокойчицком: «Неужели он останется безнаказанным?»

Весь день соскучившийся по домашнему очагу отец провел с детьми. Коля показывал, чему он научился за эти три недели, пока не было дома отца. Сын рассказал ему сказку про Красную Шапочку, восхищенно говорил, как охотники убивали клыкастого волка, и тут же спросил:

— А у тебя есть ружье?

— Есть, только маленькое, — отвечал отец.

Был соблазн показать подаренный Михаилом Дмитриевичем Скобелевым наган. Однажды этот наган пришлось пустить в дело. В ту ночь на экспедицию напали бандиты. Тогда стрелок Антон Хоменко одного убил, но так и не удалось выяснить, кто послал их на разбой.

Жена догадалась, о каком маленьком ружье шла речь, заметила:

— Рано ему приобщаться к оружию.

— Учиться защищать Отечество никогда не рано, хуже, когда спохватываемся поздно. Тогда враг оказывается под Москвой, а иногда и в самой Москве.

— И все же, — сказала понятливая жена, — всему свое время. Ты тоже не в четыре года научился стрелять.

— В семь, — уточнил Николай Дмитриевич. — Отец научил. Он тогда был капитаном.

На следующий день решили отметить — хотя и с большим опозданием — день рождения Коли. 12 марта ему исполнилось четыре года. Он уже умел писать некоторые буквы и знал несколько слов по-французски. Этот день Николай Дмитриевич намеревался посвятить походу в зоопарк. Дети еще не видели многих диковинных зверей, ту же зебру или того же верблюда. В марте в Петербурге гастролировал Венский зоопарк.

Уже перед сном Евгения Михайловна напомнила:

— Поход в зоопарк не получится. Завтра утром тебе приказано прибыть к профессору.

Николай Николаевич Обручев рабочий день начинал не в девять часов утра, как предписывалось офицерам Генштаба, а, как правило, на два часа раньше, когда аристократы, в том числе и армейские, еще видели сны и в караулах гарнизона происходила смена часовых.

Казалось, ничто не нарушало привычного ритма; в одно и то же время, зимой и летом, мела ли колючая поземка или моросил мелкий дождь, под окнами слышались мерные шаги заступающих на посты караульных.

Ежедневно уже много лет подряд заступал на свой пост и профессор Академии Генерального штаба. Судьба русской армии стала делом всей его жизни. Жить заботами армии приучал он и своих подчиненных.

Не в девять часов, а на час раньше полковник Артамонов переступил порог профессорского кабинета. На приветствие полковника профессор кивком седеющей головы показал на кресло, как будто видел своего подчиненного не три недели назад, а только вчера.

Вчера ему доложили, что полковник Артамонов прибыл в Петербург утренним курьерским, но тотчас вызывать офицера на службу не стал, дал возможность побыть с семьей, хотя задача, к решению которой требовалось приступить в самое ближайшее время, была поставлена военным министром. Инициатива, как догадывался профессор, исходила от императора.

Профессора удивляло одно: почему эту задачу поставили не перед ним, по существу автором плана Балканской операции, а перед его подчиненным, тоже непосредственным разработчиком этого плана. Тогда профессор не был еще посвящен в дискуссию, а точнее — в перепалку братьев Романовых, императора и главнокомандующего Балканской армии — из-за кандидатуры на должность начальника штаба этой армии.

Николай Дмитриевич доложил о работе, проделанной в командировке, главным образом о встречах с агентами, прибывшими в Одессу по вызову. А когда зашла речь о подборе кандидатов для работы в тылу противника, профессор останавливался на каждом персонально, высказал сомнение о целесообразности посылать в Болгарию Антона Хоменко и Николая Фоменко.

— Вы сами говорите, у них слабая языковая подготовка. Язык может их подвести, — предупредил профессор.

— Но они стараются. Я к ним подключил Фаврикодорова, — говорил Артамонов. — У них есть еще время.

— В том-то и дело, что времени уже нет, — напомнил профессор. — Англия торопит Турцию начать боевые действия. Если не в конце этого, то в начале будущего года дипломаты разведут руками и заговорят пушки. Настало время посвятить некоторых офицеров в детали нашего плана. Вы готовы прочитать им курс лекций?

Предложение было неожиданным. Николай Дмитриевич даже несколько опешил.

— Это же прерогатива… военного министра? Или же ваша. Как главного разработчика плана… А я всего лишь исполнитель.

— Императору виднее, — сказал профессор, не поднимая глаз. И Николай Дмитриевич догадался: наверху что-то произошло. Это «что-то» непосредственно самым печальным образом коснулось профессора Обручева. Уточнять было бесполезно. Да и нетактично.

Полковник встал, принял стойку смирно. Иронично подумал: «Вот и сводил малышей в зоопарк». Он представил, как Евгения Михайловна своими большими карими глазами укоризненно взглянет ему в глаза, словно скажет: «А ведь обещал время для семьи и для службы делить поровну».

— Я готов. Когда приступать?

— Ну не завтра же…

— Могу и завтра.

— В начале недели.

А новая неделя начиналась через три дня. Лекции придется писать ночами. Впрочем, не привыкать.

…Он внимательным взглядом обвел аудиторию. Некоторых офицеров он встречал в штабе Петербургского военного округа. Как потом оказалось, почти все они проходили службу в этом северо-западном крае. Отбирал их сам Николай Николаевич, брат императора, назначенный Военным советом главнокомандующим Дунайской армией с широкими полномочиями. Значит, в скором времени им предстоит командировка на юг. Как долго она продлится, пока одному Богу было известно. Некоторые говорили: на месяц. Дескать, это будет чуть ли не прогулка. Русское бахвальство чаще всего присуще офицерам, не знающим противника.

Много написано о суворовских чудо-богатырях, у которых пуля — дура, штык — молодец. Теперь штыком много не навоюешь, хотя тот же генерал Драгомиров, выдающийся военный педагог, до сих пор предпочтение отдавал штыковой атаке. У нынешнего турка — американская винтовка. Пока солдат добежит, чтобы в дело пустить штык, он десять раз будет убит. Тут без артиллерии никак не обойтись. А для артиллерии в наступлении нужны прежде всего дороги. Какие преграды встретятся на пути движения, надо знать заранее. К преодолению преград сначала готовятся морально.

Первая лекция, собственно, и была посвящена этой теме. Николай Дмитриевич взглядом отыскал полковника Паренсова. Петр Дмитриевич Паренсов, будучи, как и Артамонов, кадровым разведчиком, много внимания уделял изучению морального духа войск как своих, так и войск противника.

Накануне офицеры встречались, обсуждали вопросы предстоящей лекции, выработали единую точку зрения на усвоение маршрутов продвижения частей и подразделений: карта, по глубокому убеждению Артамонова, должна быть в голове, досконально осмыслен каждый отрезок пути, чтоб появилось чувство, что здесь офицер уже побывал. Тогда легче будет ориентироваться на местности. До начала баталии четко усвоить свое место и роль в операции.