Книга Гитлер. Последние десять дней. Рассказ очевидца. 1945 - Герхард Больдт

Мне еще не доводилось видеть человека до такой степени ошарашенного, каким выглядел генерал Грейм. При этом его, видимо, сильнее всего поразили не столько причины и сопутствующие обстоятельства неожиданного повышения и назначения на столь высокую и ответственную должность, сколько сам факт, что его оторвали от действительно неотложных дел и заставили проделать весь долгий путь от Мюнхена до Берлина, связанный с риском лишиться жизни или оказаться в плену, только для того, чтобы объявить ему о переменах в руководстве немецких ВВС. До Рехлина его полет проходил над территорией, оккупированной союзниками, и был сопряжен с реальной опасностью, учитывая подавляющее превосходство противника в воздухе. От Рехлина и до берлинского аэродрома Гатов его сопровождали истребители люфтваффе, где они благополучно приземлились, невзирая на интенсивный артиллерийский обстрел. Оттуда и до центра Берлина они летели на медленном тренировочном самолете, за штурвалом находился сам генерал Грейм. Когда его ранило над занятым русскими Грюневальдом, управление взяла на себя Райч и мастерски посадила машину у Бранденбургских ворот.

Ханна Райч и Гитлер были давно знакомы и тепло приветствовали друг друга. Во время всеобщего разговора Райч скромно держалась в стороне, но тем не менее было заметно, что эта миловидная, незаурядная во всех отношениях женщина пользовалась безраздельным уважением всех присутствовавших в бункере. Два дня спустя Гитлер предусмотрительно передал ей ампулу с ядом. В ответ на ее лице появилась лишь слабая улыбка, выражавшая беззаветную преданность.

Возвращаясь с совещания, мы в переходе повстречались с Магдой Геббельс; удивительно, но в последние трагические дни она, как и Ханна Райч, не проявила ни малейшего чувства страха или хотя бы беспокойства. Ее поведение могло показаться странным, если не вспомнить фанатичную, почти религиозную веру госпожи Геббельс в гениальность Гитлера. Насколько она, эта вера, в тот заключительный период агонии Германии была искренней, мы, разумеется, никогда не узнаем. Ведь одним из важнейших инструментов трагической власти Гитлера над умами немцев было конечно же свойственное ему сильное гипнотическое воздействие на людей, особенно женщин.

Около половины девятого майор фон Фрайтаг связался с Верховным главнокомандованием вермахта. Согласно последним данным, передовые части 9-й немецкой армии, отбивая атаки русских с плацдарма у Франкфурта-на-Одере, пересекли магистраль Цоссен — Барут к югу от Берлина. Наступление 12-й немецкой армии развивалось крайне медленно ввиду упорного сопротивления противника в лесистой местности вокруг Белица. В ближайшие 24 часа станет, мол, ясно, каковы здесь шансы на успех. Никаких сведений о действиях корпуса Хольсте или о «наступлении» Штейнера на Ораниенбург не поступало; тем временем русские серьезно потеснили 3-ю танковую армию, двигаясь из района южнее Штеттина на Нойбранденбург и Нойштрелиц.

Примерно в 23.00 нас вновь вызвали на совещание. По дороге майор фон Фрайтаг встретил возле кухни подполковника Вайса, возвращавшегося из убежища Гитлера. Ожидая окончания их разговора, я стоял у двери, ведущей в кухню, и стал невольным свидетелем перепалки женщин-посудомоек с эсэсовцами. Ругая «подпольных вояк», они говорили: «Послушайте, если вы в ближайшее время не начнете воевать, то надевайте наши фартуки, а мы сами возьмем в руки ваше оружие и пойдем сражаться. Вам должно быть стыдно… Подумайте о детях, которые теперь там наверху подбивают русские танки…»

В приемной ожидал аудиенции командир 56-го танкового корпуса генерал Вейдлинг, отмеченный множеством наград за храбрость и мужество в бою. Он выглядел очень моложавым и подвижным, несмотря на свои 55 лет. По словам фон Фрайтага, Вейдлинга прочили на должность военного коменданта Берлина, эту новость, дескать, сообщил ему только что подполковник Вайс. С 23 апреля эти функции поочередно выполняли молодые офицеры, которые, хотя и преданные идеям нацизма, не обладали нужным опытом работы в чрезвычайных условиях боевых действий и не всегда справлялись со своими весьма непростыми обязанностями. Теперь наконец было принято решение вверить эту должность закаленному в сражениях генералу. Однако Вейдлинг был достаточно ответственным человеком, чтобы безоговорочно принять свое назначение на новый пост, учитывая крайне запутанную общую ситуацию в Берлине. Он согласился только при условии, что никто из обитателей имперской канцелярии не будет вторгаться в сферу его компетенций. После некоторых колебаний Гитлер выразил готовность соблюдать это условие.

На следующее утро меня с трудом разбудил Бернд фон Фрайтаг. Вентиляторы не работали, воздух в комнате был насыщен резким запахом серы, смешанным с удушливой вонью влажного бетона. Наверху — ад кромешный. Бункер ходил ходуном, как при землетрясении: снаряд за снарядом поражал имперскую канцелярию. Примерно через четверть часа интенсивность обстрела уменьшилась; судя по звукам разрывов, теперь главной целью была Потсдамерплац.

Со всех концов Берлина поступали плохие вести. Вот уже целую неделю женщины, старики, инвалиды, раненые солдаты вынуждены были прятаться по подвалам и среди разрушенных домов в центральной части города. Никакой мало-мальски организованной системы обеспечения населения всем необходимым уже не существовало. Жажда мучила сильнее голода, ибо водопровод не действовал уже много дней. Пожары бушевали практически бесконтрольно, наполняя подвалы, временные укрытия и проходы клубами едкого дыма. И на весь этот бедлам нещадно палило горячее апрельское солнце. Больницы, военные госпитали, бомбоубежища были давно переполнены ранеными. Тысячи их, военных и гражданских, лежали на перронах и в туннелях берлинской подземки; никто никогда не узнает, сколько их на самом деле было. Но даже в этой отчаянной ситуации некоторые обитатели бункера воспрянули духом, когда в 22.30 удалось вновь связаться с армией Венка. К юго-западу от Потсдама, в обширном лесу возле Белица, передовые части этой армии слегка потеснили русских и продвинулись в направлении Швиловзее, Их отделяло всего несколько километров от корпуса Реймана, сражавшегося близ Потсдама. А в бункере только и говорили о короткой дистанции, отделявшей 12-ю армию от корпуса Реймана, и о предстоящем деблокировании Берлина генералом Венком. Но уже через несколько часов из расположения армии Венка пришло сообщение о настойчивых фланговых атаках русских, а когда позднее стало известно, что продвижение армии Венка остановлено около санатория Белица и она вынуждена вести тяжелые оборонительные бои, даже неисправимые оптимисты поняли: трех дивизий явно недостаточно для прорыва кольца окружения Берлина. Настроение опять резко упало, и у многих окончательно опустились руки.

Этим утром я впервые увидел Еву Браун. Она сидела, оживленно беседуя, в приемной с Гитлером и ближайшими его сподвижниками; Гитлер внимательно ее слушал. На ней были серый костюм, подчеркивавший стройную фигуру, и элегантные туфли. Мне бросились в глаза красивые, усыпанные бриллиантами дамские наручные часы. Слов нет, довольно привлекательная женщина, но несколько жеманная и напыщенная.

Когда мы вошли, Гитлер поднялся и проследовал в рабочий кабинет, мы — за ним. Несмотря на отсутствие каких-либо обнадеживающих вестей от Венка, фюрер продолжал уповать на него, как утопающий на соломинку, и стремился как можно дальше оттянуть неизбежный конец схватки за Берлин, не думая о тысячах и тысячах немцев, страдающих от голода, жажды и умирающих от ран. И вскоре он отдал, пожалуй, самый бесчеловечный из всех приказов, какие издавались в последние дни. Узнав, что русские часто преодолевают нашу оборону и заходят в тыл нашим войскам, пользуясь туннелями городского метро, Гитлер распорядился открыть шлюзы на Шпрее и затопить все туннели к югу от имперской канцелярии, в которых скрывались десятки тысяч гражданских лиц и раненых солдат. Большинство из них погибло. Но судьба этих людей его не интересовала и не трогала.