Книга Лонгборн. "Гордость и предубеждение". Из жизни слуг - Джо Бейкер

Такие мысли проносились в голове у Джеймса, пока он вытирал кофейные чашки. Это занятие позволяло ему находиться рядом с Сарой, которая, закатав по локоть рукава, ополаскивала тонкий фарфор. Полли, скрючившись в три погибели за их спинами, начищала расставленные в ряд на полу туфельки, недовольно бурча что-то себе под нос. Саре и в голову не могло прийти, что возню с вымытыми чашками Джеймс затеял лишь в надежде привлечь ее внимание.

И его надежда оправдалась: Сара невольно бросила взгляд на его аккуратно подстриженные ногти, похожие на бледные полумесяцы, на то, как перекатываются мышцы на его предплечье, когда он протирает чашки изнутри, и тут же скромно отвела глаза. Но Джеймс молчал, и мысли Сары вновь вернулись к удивительным событиям уходящего дня. Она вспомнила руку Тола Бингли у себя на талии, ледяные капли дождя на коже, чудесное ощущение быстрой езды и то, что он ее приметил и был участлив и внимателен к ней, хотя больше никто в целом свете не испытывал к ней никакого интереса. Сара погрузила в воду очередное блюдце, потерла, вынула и передала Джеймсу, задаваясь про себя вопросом, долго ли пришлось Толу Бингли сегодня разъезжать и что интересного он видел с запяток кареты. Сама она успела сходить в Меритон и обратно, весь день бегала вверх и вниз по лестницам, вперед-назад по коридорам; если все это сложить, сколько получится? Наберется ли двадцать миль, как до Лондона? Или даже больше, как отсюда по извилистым проселочным дорогам – до моря?

Джеймс работал нарочито медленно. Он протирал каждую чашечку и каждое блюдечко до скрипа и подвигал к Саре, любуясь тем, как она хмурится, наслаждаясь ее упрямым молчанием. Ох, это ее упрямство, эта несговорчивость! Чем измерить их очарование? Как она вспыхнула, когда он предложил пойти вместо нее в Меритон, как стремительно повернулась к нему, сдерживая гнев, сверкая глазами. Возможно, она и желала поставить его на место, но Джеймсу даже ее дерзость показалась восхитительной. А что, если я хочу пройтись? Может, мне приятно туда ходить?

Она выносливее и сильнее, чем сама думает. От него ей ничего не надо. Ишь как отмахнулась от него, точно от мухи.

Джеймс находил это восхитительным.

Глава 6

…Только ожидание танцев во вторник позволило как-то пережить совершенно несносные пятницу, субботу, воскресенье и понедельник

День, которого никак не могли дождаться, наконец наступил, и все до него дожили. С утра в доме царила суматоха, и Сара, заканчивая завивать локоны Китти, чуть не плакала: так болели обмороженные руки. Кожу на кистях, покрасневшую и натянувшуюся, особенно щипало, когда Сара держала руки у огня, нагревая щипцы для волос. Даже мистер Беннет, обычно относившийся к своему внешнему виду с беспечным пренебрежением, на сей раз собирался с особым тщанием: призвав в качестве камердинера Джеймса, он поручил ему вычистить свой старый парадный костюм и напудрить парик.

Это совершенно иное дело, пояснял мистер Беннет Джеймсу, застегивавшему на нем облегающий камзол, нежели те богомерзкие пляски в меритонском Зале ассамблей с их невообразимой давкой, шумом и всей этой пустопорожней болтовней. Ни под каким видом невозможно убедить его в них участвовать, хотя жена и дочери посещают их весьма охотно. Некоторого шума и многолюдья следует, разумеется, ожидать даже здесь, на балу в частном доме, однако ради соседских отношений можно и потерпеть.

Джеймс, кивая, помогал хозяину втиснуть застарелые мозоли в древние бальные туфли.

Мистер Беннет ни за что не признался бы в этом ни единой живой душе, но решающим резоном его поездки в Незерфилд стало нежелание выслушивать попреки жены. Уж лучше недолго помучиться на балу, чем потом внимать бесконечным укорам из-за того, что остался дома. Когда Джеймс поддерживал мистера Беннета, помогая забраться в коляску, хозяин бросил на него полный сочувствия взгляд. Джеймса заставили облачиться в парик и треуголку, а также в жесткую тесноватую ливрею – исключительно ради того, чтобы проехать три мили до Незерфилда.

– Я вижу, они и тебе связали крылышки, как куропатке на блюде, – заметил мистер Беннет.

– Точно так, сэр, – отвечал Джеймс, всегда готовый поддержать шутку пожилого хозяина.

Миссис Хилл с особым тщанием завила парадный парик мистера Коллинза и так подала ему, чтобы это особое тщание непременно и наверняка было им отмечено, проверила, хорошо ли Полли отполировала бальные туфли этого джентльмена, и вдобавок приседала в глубоком реверансе всякий раз, как встречала его в коридоре. Однако экономка не удостоилась ни единого слова признания и, немало этим огорченная, вышла с мужем и горничными на парадное крыльцо, чтобы помахать вслед отъезжающей коляске.

– Слава тебе господи, – облегченно вздохнула Полли, поворачиваясь к входной двери. – Как я рада, что все это закончилось!

Прислуга семейства Беннет вернулась в опустевший холл. В ближайшие несколько часов никто от них ничего не потребует, и это удовольствие следовало смаковать. Мистер Хилл без лишних слов стал подниматься по черной лестнице наверх. Старик был совершенно измотан. Ему хотелось одного – поспать.

– Если не возражаешь, Сара, – проговорила миссис Хилл, – сегодня ночью дожидаться хозяев будешь ты. Я что-то совсем обессилела. Идем, Полли.

Сара, зло сощурив глаза, подождала, пока миссис Хилл, плавно покачивая задом, скроется за поворотом лестничного марша, а следом за ней и Полли, которая еле тащилась по ступенькам – ни дать ни взять уморившийся щенок. Тогда она что было силы пнула ковер и сунула под мышки горящие ладони. Снова ей предстояло коротать долгую ночь в одиночку, наедине с тусклым огоньком свечи и мерным тиканьем часов. Вот безобразие, разве так поступают! В прошлый раз ждать хозяев тоже оставалась она. Миссис Хилл и знать не знала, что Сара ее ослушалась, а все равно сумела наказать.

Ну и пусть, зато теперь дом в полном ее распоряжении. Сара высвободила руку из теплого убежища, взяла свечу и толкнула плечом дверь в гостиную. Она прошлась по комнате, подержала в руках фарфоровую даму, как следует рассмотрела ее нарисованные глаза, нарисованный ротик и розовые кружочки румянца на щеках. Перевернула статуэтку вверх ногами и изучила шероховатую нижнюю сторону и темное отверстие, открывающее пустоту внутри. Поставив статуэтку на место, девушка подошла к столу для рукоделия, подняла неоконченную вышивку: искусная работа Джейн была туго натянута и плотно схвачена буковыми пяльцами. При свете свечи Сара разглядела отнявших у рукодельницы бездну времени птичек, цветы, листья и положила пяльцы на стол, подумав, что ей, пожалуй, никогда не доведется заниматься этакой красотой. За тонкую вышивку не возьмешься, пока не все швы подрублены, не все петли пришиты и не все чулки заштопаны. Отставив свечу, Сара взяла колоду игральных карт с карточного столика у окна. Хотела было раскинуть пасьянс, но не знала, как подступиться к этому делу, и сдалась: сложила карты и, аккуратно подровняв края, вернула колоду в деревянную коробочку.

Она посидела в кресле миссис Беннет, поерзала на мягкой обивке, устраиваясь поудобнее, вытянула ноги и поставила их на каминную решетку. Кошка вспрыгнула и свернулась клубком у нее на коленях. Замурлыкала, потом вытянулась, слегка царапая Саре ногу, и вдруг что было сил вонзила в нее когти. Сара схватила кошку и сбросила на пол. Та прошествовала к камину и, улегшись, словно сфинкс, на каминный коврик, прикрыла глаза.