Книга Печальные песни сирен - Серж Брюссоло

— Но она большая, — возразил кто-то, — и у нее красивая блестящая голова!

— Это означает, что она хорошая! — подхватил первый. — Нужно посоветоваться с шефом.

— Да! Да! Шеф! — одобрительно зашумела группа. — Шеф знает, что с ней делать.

Голые ноги, бывшие в поле зрения Лиз, в беспорядке отступили, и она осталась одна в натекшей луже, ошеломленная этим бессмысленным диалогом.

Избегая резких движений, Лиз перекатилась на бок и осмотрелась.

Просторный вестибюль пересадочной станции представился ей бетонным куполом, способным вместить шестиэтажное здание. По периметру его украшала современная мозаика. Множество мелких блестящих квадратиков были выложены так, что изображали стилизованных персонажей, символические жанровые сценки. Плесень накинула на эти фрески свое курчавое покрывало, месяцами пожирая их, покрывая мхом и грибами. Запутавшаяся в сетке Лиз почувствовала, что пространство давит на нее. До сих пор она исследовала маленькие станции, узкие территории, сводящиеся к нескольким десяткам метров пролетов. Логова, логовища… Станция «Кайзер Ульрих III» никак не соответствовала этим ужатым воздушным пузырям. По этой подземной равнине некогда метались толпы спешащих пассажиров, толкающихся локтями, кишащая масса, на краткий миг замирающая в центре, чтобы разобраться в направлениях пересадок. Сейчас же застекленные бутики, расположенные по окружности галереи, превратились в хибарки бидонвиля. Витрина книжного магазина, оклеенная обложками журналов, стала непроницаемой. Выделялись лишь устаревшие, трехлетней давности, заглавия о забытых скандалах; эфемерная, преходящая хроника, обреченная на забвение.

Четыре портика пронзали купол, выходя на скелеты неподвижных эскалаторов. Над каждым из этих подходов висело панно с перечислением станций. Скопления ила закрыли эти проходы так же надежно, как застывший цемент. Большие коричневые волны скатились по ступеням эскалаторов и растеклись по половине зала, затвердев, как остывшая лава. Перекрыв четыре пересадочных перехода, глинистый ил превратил зал в воздушный колокол.

Весь воздух, который был в момент катастрофы, скопился там, как в бокале, прочно удерживаемом на дне ванны.

Лиз села. Казалось, о ней забыли. Она не знала, как поступить. Пленение не повлекло за собой ни насилия, ни заключения под стражу, словно напавшие вдруг отвернулись от нее, как от слишком сложного для них дела. Лиз подумала о тех детях, которые начинают несколько игр и не заканчивают ни одной, повинуясь своим импульсам. Хотелось пить. Болели нос и брови, порезанные осколками стекла.

Метрах в трех от Лиз остановился мальчик лет десяти, с любопытством рассматривая ее. У него было костлявое тело и длинные каштановые волосы, падавшие на плечи. Его одежда состояла из плавок для взрослых, стянутых на бедрах веревочкой. В руках он держал баночку ваксы и тряпочку. Позади него дюжина кожаных мумий размещалась на желтых пластиковых сиденьях, стоящих по сторонам распределителей билетов или напитков. Лиз поняла, что ему, вероятно, поручили уход за останками, и мальчик начищал их подобно маленьким чистильщикам в отелях, надраивавшим до блеска обувь клиентов. Она рискнула сделать знак, подзывая его подойти поближе. Он колебался, казалось, размышлял, потом неохотно сделал шаг вперед.

— Эта вакса какого цвета? — спросила Лиз.

— Светло-коричневого, — ломающимся голосом ответил мальчик. — До этого у меня была желтая, она лучше, но больше ее нет. Я стянул в лавочке чистильщика десятки коробочек. Мертвых следует уважать, начищать их, это нормально.

— А что ты будешь делать, когда останется только синяя вакса? — поинтересовалась Лиз.

Мальчик нахмурился, пожал худенькими плечиками.

— Не знаю. Я сейчас подумаю. Здесь не следует много думать, взрослые говорят, что это изнашивает мозг… А ваш шлем… Он должен здорово блестеть, если его почистить. Как золотой пузырь!

— Если ты снимешь с меня шлем, я дам его тебе! — бросила Лиз, не уверенная в результате.

— Как это сделать?

— У меня к поясу прицеплена трубочка. Надо вставлять ее в гайки и крутить… А остальные когда придут за мной?

Мальчишка просунул пальцы между ячейками сетки, взял ключ и тотчас же принялся за гайки. Мышцы напряглись на тонких ручках, будто веревочки.

— Они не вернутся! — сообщил он запыхавшись. — Они уже все забыли! У всех взрослых мозг рыхлый, как губка. Они всегда что-нибудь забывают. Это последствия отравления газом. Мы, дети, лучше перенесли газ. Начальник станции, когда хорошенько подумает, говорит, что наши клеточки мутировали и научились работать в разреженной атмосфере… А совсем маленькие, родившиеся после катастрофы, умнее взрослых, это правда.

Он трудился над последней гайкой, и его натруженные бронхи издавали астматические хрипы.

— Через несколько лет малыши станут шефами племени, — продолжил мальчик. — Они будут руководить нами. Это нормально, у них будет твердый мозг, а не губка, набитая клещами. Только нужно время. Взрослые — кретины, а я и мои товарищи — идиоты. Вот малыши станут умными, а их дети — еще умнее… Начальник станции повторяет это каждый день. Он говорит, что они «адаптируются». Адаптируются, да, точно. Адаптируются.

Устав, он уронил ключ на пол. Лиз подняла руки, чтобы снять медный шлем. Мешали ячейки. Она вынуждена была освободиться.

— Как тебя зовут? — спросила она. Мальчик скорчил гримасу.

— Не знаю. Остальные все время забывают мое имя или дают мне другие имена, тогда я сам путаюсь. Иногда меня зовут Вагоном или Билетом. Слова эти существовали еще до…

— А твоих родителей?

— Не знаю. Думаю, они теперь в коже. — Он махнул рукой в сторону мумий, находящихся на платформе. — Должно быть, они забыли обо мне после отравления газом. Даже сейчас у нас еще есть матери, которые забывают про своих детей. Шеф говорит, что нужно «создавать пустоту», беречь наш мозг, что мысли, как насекомые, съедят наши головы. Чем больше мыслей, тем быстрее они разъедают мозг! Да, точно. «Разъедают».

Лиз выпуталась из сетки, отползла от лужицы ячеек и сняла шлем. Под куполом было тепло и даже душно — от гниения плесени. Кровь гудела в висках. Наклонив голову, она почувствовала головокружение. Разреженный воздух сгущал гемоглобин. Не напрягаясь, Лиз медленно освободилась от свинцовых подошв, от тяжелого медного заплечника. Она вспотела под комбинезоном. Мальчишка с глупым видом смотрел на нее.

— Сегодня меня зовут Вагон, — заявил он, — а тебя?

— Лиз.

Он поморщился.

— Здесь ни у кого нет такого имени, — безапелляционно заявил мальчик. — Лиз — это ничего не обозначает. Надо иметь имя, связанное с метро. Шефа, например, зовут Первый Класс. Его лейтенанты — Второй Класс и Некурящий… Это важные имена. Других зовут Скамейка, Компостер, Выход-на-платформы, Маршрут, Льготный Тариф, Непитьевая Вода…