Книга Дверь обратно - Марина Трубецкая

— Здесь трапезы происходят, — доложил он, — а там, — махнул он куда-то за беседку, — баня.

— А трапезы-то с кем?

— Как с кем? С другими потворниками.[31]

— А есть еще кто-то?

— Конечно, есть! Знания ведь передаваться должны постоянно, только тогда они жить продолжают во славу Богам, Роду и предкам! — Он посмотрел на солнце. — Да скоро они и сами подойдут, познакомишься. А пока осмотрись тут, а мне пора, не обессудь.

Не сказав больше ни слова, Атей повернулся, не торопясь пересек поляну, постукивая посохом, и исчез в коридоре.

И правда, не прошло и получаса, как по округе зазвучали голоса. И скоро на поляне появились люди. Но, собственно, людьми здесь можно было назвать далеко не всех. Добрая половина выглядела более чем странно. Судя по всему, Нежана была права — зверолюдей в Гиперборее хватало.

Здесь был и мальчик с головой барана, и крупная птица с головой красивой девочки, и что-то более сложносочиненное: львиное туловище с крыльями и человеческой головой. И еще было странное нечто: голова птичья, туловище до колен человеческое, а от колен опять же птичьи лапы. На фоне этого зоопарка другие выглядели вполне пристойно. Вариации с ростом, количеством глаз и цветом кожи казались теперь полной ерундой. Ну теперь-то я со своим горбом могла вообще не переживать! В этой кунсткамере оплота человечества я была в числе наикрасивейших.

Вновь прибывшие столпились, глядя на меня. Я краснела, мучительно подбирая слова, и тут из-за спин показался Анебос.

— Это новенькая, — сказал он, подходя ко мне, — Атей решил, что ей надо учиться.

— Она — человек? — спросил кто-то из толпы.

Псеглавец вопросительно посмотрел на меня, я подумала и кивнула. Тут весь этот цирк доктора Моро[32] начал подходить и с поклоном представляться. Я кланяться-то кланялась, но имен и близко не запомнила. Тут и простые человеческие не отложились бы, а уж в таком обществе и подавно. Решив, что Анебоса местные боги послали мне в помощь, и уж у него-то я смогу постепенно порасспросить про всех, я слегка поуспокоилась.

Народец тем временем заходил в беседку и стукал рукой (ну или у кого что было) по скатерти, при этом что-то произнося. «Скатерть-самобранка», — догадалась я. Чтоб не отрываться от коллектива, подошла и я. Решив попробовать, насколько распространяется могущество этой тряпицы, заказала сосиски. Ежу ведь понятно, что про наличие такого полуфабрикатного изделия она знать не знает! Самобранка подумала пару секунд и выдала мне в расписной чеплышке пару дымящихся сосисок! Вот это да! По какому принципу, интересно, она работает? Вот опять же, без Анебоса никак!

Рядом со мной присела красивая девочка без видимых физических странностей и протянула мне медовый пряник:

— Хочешь? — спросила она. Я взяла. — Меня здесь все Урисницей называют. Можно просто — Риса. У нас не принято имена говорить.

— У нас — это у кого? — не поняла я.

— У урисниц, — она недоуменно посмотрела на меня, — ты же не можешь не знать, кто мы такие!

— Да, конечно, прости, — пробормотала я. Не хватало еще тупицей прослыть и в здешнем коллективе! Надоело мне, знаете ли, быть изгоем в обществе. Должна же у них здесь какая-нибудь книга иметься, что-то вроде энциклопедии, где все они описаны?

Мои новые соседи, поужинав, начали разбредаться по своим домикам. Судя по всему, приближалась ночь. Солнце закатилось за кромку деревьев и пропало, но небо так и осталось закатной расцветки, только потемнело на середине. Я села на свое крылечко, чтобы вдосталь полюбоваться небосводом и звездами. Подошел Анебос и устроился со мной рядом. На фоне местных обитателей он был даже ничего. Хотя, конечно, песья голова и русская рубаха с вышитыми рунами — это нечто.

— Ну как ты? — спросил он, когда молчание стало неприличным.

— Да так себе, — честно ответила я, — а ты знаешь, кто такие урисницы?

Анебос хмыкнул и покачал головой:

— И где только Атей тебя откопал? Ну ладно… Урисницы — это вещие девы. Они обычно сразу после родов невидимыми приходят в дом и предвещают младенцу всю его жизнь, вплоть до самой смерти. Их приходит обычно шестеро — три добрых и три злых. Вот только вечно они спорят и воюют друг с другом. Так вот, первая добрая вкладывает в младенца знание грамоты и ум дает, вторая — за здоровье и внешность в ответе, ну а третья — всегда остается с человеком, помогает занять свое место в жизни, способствует в выборе и освоении ремесел. Ежели их увидит взрослый, значит, надо опасаться беды. Что же еще?.. — Он задумчиво почесал за ухом. — Они же забирают душу умирающего и проводят ее к предкам. Притом урисницы никогда не стареют. Всегда юны и прекрасны. И, как правило, живут на небе.

— Понятно. А наша добрая или злая?

— Ты про Риску, что ли? Так это непонятно. Это у них от настроения зависит. К одним они добрые, к другим — злые.

ЧАСТЬ IV

На рассвете народ зашебуршился. После быстрого завтрака они, кто по одному, кто парочками, стали покидать поляну. Я, держась поближе к Анебосу, пошла вместе со всеми. Дойдя до известного мне перекрестка, мы свернули налево и вскорости достигли места, где коридор значительно расширялся, образуя подобие холла. С потолка здесь свешивались корни нескольких деревьев. Большинство потворников подходило к слегка белесоватым, густо покрытым мхом хлыстам явно очень крупного растения и дергали за одну из свисающих плетей. Тут же их спеленывали и стремительно уносили ввысь другие корни. Подошла и моя очередь. Второй раз пользоваться этим своеобразным лифтом было уже не так страшно.

Достигнув верха, я огляделась. Ничего похожего на внутренность дерева и близко не было. Скорее это напоминало тесный каменный мешок, сквозь тонкие стенки которого проникал солнечный свет. Куда идти дальше, я не знала. Ощупывать стены, как вчера, не стала, а просто дождалась следующего поднятого ученика. Это оказалась девочка с туловищем птицы. Она улыбнулась мне, подошла к стенке, повернулась и пропала. Да что ж такое-то! Опять, что ли, без способностей не выйти? Я подошла к тому месту, где исчезла дева-птица, и успокоилась. Сбоку была щель, абсолютно незаметная со стороны. Завернув туда и пройдя буквально пять шагов, я оказалась снаружи и огляделась.

Я стояла на практически ровной круглой площадке, поросшей густой травой. Посередине был камень черного цвета, из которого я и вышла, и такие же камни, только меньшего размера, окружали площадку со всех сторон. Прямо Стоунхендж какой-то! Большинство камней напоминали по форме менгир, который я встретила в заплетенном лесу буканая. Единственное, что их отличало, так это подножие: если буканаевский родовой камень просто торчал из земли, то вокруг этих были небольшие пласты земляных отвалов, как будто они только недавно пробились наружу, как грибы. Каждый из учеников подходил к одному из камней, садился и просто смотрел на него, время от времени произнося какие-то слова. Я заглянула за край площадки и отшатнулась — там был глубокий обрыв. Тогда я обошла всю территорию кругом — везде одна и та же история. Мы находились на плоской вершине какого-то горного образования. Может, не такого и высокого, так как облака были все ж далековато, но земли было не видно. По всему выходило, что эта площадка вряд ли доступна с земли.