Книга Падшие - Лорен Кейт

Дэниел стряхивал воду с мокрых волос, но капли словно зависли над ним, бросая вызов земному тяготению.

И мерцание воды в лучах солнца выглядело так, будто у него есть крылья.

9 СОСТОЯНИЕ НЕВИННОСТИ

Вечером в понедельник мисс София стояла за кафедрой в просторнейшем из кабинетов Августина, собственными руками изображая театр теней. Она созвала учеников на последний урок перед завтрашним экзаменом в середине семестра, а поскольку Люс пропустила целый месяц занятий, то решила, что ей многое придется наверстать.

Поэтому она хотя бы притворялась, будто что-то записывает. Больше никто из учеников даже не замечал, что вечернее солнце, просачивающееся сквозь узкие западные окна, не лучшим образом сказывается на самодельной сцене мисс Софии. Люс не хотелось вставать и опускать пыльные шторы, чтобы не привлекать внимания к тому, что она следит за происходящим.

Когда лучи коснулись затылка девочки, до нее вдруг дошло, как долго она уже сидит в этой комнате. Она видела, как восходящее солнце пылает, словно грива, над редеющими волосами мистера Коула во время утреннего урока мировой истории. Она изнемогала от удушливого полуденного зноя на биологии у Альбатросс. Теперь близился вечер. Солнце описало дугу над территорией школы, а она почти не вставала из-за парты. Ее тело застыло, как металлический стул, на котором она сидела, ее разум затупился, словно карандаш, которым она уже бросила делать пометки.

И что за дела с этим театром теней? Им что, по пять лет?

Тут Люс ужалило чувство вины. Из всего преподавательского состава мисс София казалась самой заботливой, на днях она даже мягко отозвала девочку в сторону, чтобы обсудить, насколько та отстала в написании работы о фамильном древе. Люс пришлось изобразить благодарность, когда учительница заново повторила для нее примерно часовые инструкции. Люс было слегка стыдно, но прикинуться дурочкой оказалось проще, чем признаться, что она слишком увлечена мыслями об одном однокласснике, чтобы посвятить хоть сколько-нибудь времени исследованиям.

Теперь мисс София стояла в длинном платье черного крепа, изящно сплетя большие пальцы рук и подняв ладони, и демонстрировала очередную фигуру. За окном облако заслонило солнце. Люс снова включилась в лекцию, заметив, что на стене за спиной учительницы вдруг появилась настоящая тень.

— Как вы помните из прочитанного в прошлом году «Потерянного рая»[7], когда Бог даровал ангелам свободу воли, — говорила мисс София, дыша в микрофон, прикрепленный к лацкану цвета слоновой кости, и взмахивая тонкими пальцами, словно крыльями настоящего ангела, — нашелся один, преступивший черту.

Она театрально понизила голос и выгнула указательные пальцы так, что ангельские крылья превратились в дьявольские рога.

— Тоже мне фокус, — пробормотал кто-то за спиной Люс. — Старо как мир.

С самого начала лекции мисс Софии по меньшей мере один человек в классе, казалось, оспаривал каждое произнесенное ей слово. Люс, в отличие от остальных, не получила религиозного воспитания, а может, ей просто было жаль учительницу, но ее терзало все нарастающее желание обернуться и заткнуть крикунов.

Девочка была злой. Усталой. Голодной. Вместо общего ужина двадцати ученикам, записанным в религиозный класс мисс Софии, сообщили, что они будут присутствовать на «факультативном» — прискорбная ошибка в употреблении слова, по мнению Пенн, — занятии и их накормят прямо в классе, чтобы не тратить время.

Еда — не ужин и даже не полдник, а какой-то неопределенный вечерний перекус — оказалась необычным опытом для Люс, которой было трудно найти что-нибудь съедобное и в зацикленной на мясе столовой. Рэнди просто вкатила в класс тележку с наводящими тоску бутербродами и несколькими кувшинами тепловатой воды.

Ассортимент бутербродов ограничился неясного происхождения мясной нарезкой, майонезом и сыром, и Люс с завистью смотрела, как Пенн уминает их один за другим, оставляя после себя лишь корочки со следами зубов. Она уже решилась выкинуть колбасу с одного из бутербродов, когда ее толкнул плечом Кэм. Он разжал кулак, показав горсточку свежих фиг. На его ладони темно-фиолетовые плоды смотрелись, словно драгоценные камни.

— Что это? — спросила девочка, сдерживая улыбку.

— Не можешь же ты жить на одном хлебе, — объяснил Кэм.

— Не ешь их, — встряла Гэбби, выхватив фиги и швырнув в мусорную корзину.

Она заполнила опустевшее место на ладони Люс пригоршней «M&M's» из купленного в торговом автомате пакетика. Ободок на Гэбби был раскрашен во все цвета радуги. Люс представила себе, как срывает пеструю штуковину с головы девочки и выкидывает в помойку.

— Она права, Люс, — заметила возникшая откуда-то Арриана, мрачно глянув на Кэма. — Кто знает, что он туда подсыпал?

Люс рассмеялась, поскольку подруга, конечно же, шутила, но когда никто больше даже не улыбнулся, осеклась и сунула горстку конфет в карман. Мисс София попросила всех занять свои места.

Казалось, прошло уже несколько часов, а они все еще были заперты в классе, и мисс София едва перешла от зари творения к войне на небесах. Они еще даже до Адама и Евы не добрались. Живот Люс бурчал в знак протеста.

— Все знают, кем был тот дурной ангел, что восстал против Бога? — спросила мисс София так, словно читала детям книжку с картинками.

Люс почти ожидала, что класс ребячливо грянет в ответ: «Да, мисс София».

— Ну, кто-нибудь? — снова спросила учительница.

— Роланд! — еле слышно предложила Арриана.

— Правильно, — подтвердила мисс София, одобрительно кивая.

Ее просто подвел слух.

— Теперь мы называем его Сатаной, но на протяжении многих лет он выступал под разными именами: Мефистофеля, Белиала, иногда даже Люцифера.

Сидящая впереди Молли, которая в течение последнего часа раскачивалась на стуле, так что его спинка стукалась о парту сзади, с явным намерением свести Люс с ума, немедленно бросила ей через плечо клочок бумаги.

Люс… Люцифер… ничего общего?

Почерк выглядел сердитым и размашистым. Девочка видела, как дрогнула высокая скула Молли, когда ее губы раздвинулись в усмешке. В мгновение голодной слабости Люс принялась яростно строчить ответ на обороте записки. Что ее назвали в честь Люсинды Уильямс, величайшей из ныне живущих авторов-исполнительниц, на чьем едва не отмененном из-за дождя концерте впервые встретились ее родители. Что после того как мама поскользнулась на пластиковом стаканчике, рухнула со склона и приземлилась на руки отцу, она не покидала его объятий вот уже двадцать лет. Что ее имя напоминает о романтической истории, а вот может ли злоязычная Молли сказать то же самое о себе? И что в любом случае, если во всей школе и найдется кто-нибудь, напоминающий Сатану, то это не адресат записки, а ее отправитель.